Оливье и Джордж Клинтон хотели было защищаться.
— Нет, нет, — сказал Меткая Пуля простодушно, — я осел и сознаюсь в том. Довольно об этом, Верная Опора. Где нам лучше расположиться?
— Вот здесь — или там, если хотите.
Охотники остановились в лесу исполинских камедных деревьев, развели костер, около которого расположились кругом, после чего немедленно приступили к завтраку.
— По чести! — воскликнул весело Оливье. — Теперь охотно сознаюсь, что давно уже чувствовал потребность в отдыхе. Я чуть не падал от усталости.
— Да и я еле волочил ноги, — подтвердил Джордж Клинтон, потягиваясь на траве.
— Ну не прав ли я был? — прошептал Верная Опора.
— Ведь я уже обругал себя скотиной, и, кажется, достаточно, — проворчал Меткая Пуля.
— Совершенно достаточно.
Храбрец вызвался поработать поваром и задачу свою исполнил к всеобщему удовольствию.
Минуты через две приятели запустили свои зубы в куски отличной дичи, поджаренной на углях.
Затем были откупорены фляжки с вином, и все по очереди приложились к ним; добрые молодцы целую ночь пробирались по невозможным дорогам — мудрено ли, что они чувствовали свирепый аппетит. Они ели и пили с таким увлечением, что скоро ничего не осталось.
Покончив с этим, они испустили глубокий вздох удовольствия; их аппетит был удовлетворен.
— Теперь не хотите ли побеседовать, — произнес Меткая Пуля, искоса поглядывая на товарищей.
— Чего лучше! — ответил Верная Опора весело. — Наелись, напились, трубки в зубы — и откровенная беседа с товарищами.
Каждый из них признал справедливость и удобство этого заявления; мигом из-за пояса были вынуты глиняные трубки с черешневым чубуком, набиты табаком и закурены; над их головами заклубились струйки синеватого дыма.
— Ну что же, Меткая Пуля, речь за вами, — проговорил Оливье весело.
— Господа и друзья мои, — начал Меткая Пуля, — сердце мое исполнено печали; невольно во мне возбуждается предчувствие, что этот человек обманывает нас.
Храбрец поднял голову и сказал своим гортанным голосом, сурово покачивая головой, как бы придавая больший вес своим словам:
— Я знаю бледнолицего вождя. У этого человека язык не раздвоен, слово его чистое золото. Меткая Пуля ошибается.
— Вождь, вас ли я слышу? — воскликнул молодой охотник с удивлением. — Как! Вы, принимающий такое участие…
— Храбрец вождь своего племени, — возразил краснокожий с жаром, — слова, сходящие с его языка, вытекают прямо из сердца. Не храбр тот воин, кто презирает своих противников; тогда он сам подвергает себя опасности нарекания, что он победитель только низких трусов. Белый Медведь, бледнолицый вождь, свиреп, жесток и хищен, но прежде всего он честен и справедлив. Что им сказано, то и сделано; что он обещал, то он возвратит. Однажды мы встретили его лицом к лицу. Мы преследовали его, как дикого зверя. Раненного и умирающего, мы хотели его добить. Он увернулся от нас не по хитрости, а благодаря своей смелости. Это великий вождь! Ему ничего не было легче, чем посмеяться над нашими угрозами и укрыться от наших преследований, но что же он сделал? Он прислал нам письмо, которым приглашает нас на свидание с той целью, как он говорит, чтобы полюбовно покончить наш спор. Разве так действуют изменники и вероломные люди? Нет, так может действовать только храбрый и честный воин. Вот мое мнение: чтобы ни случилось здесь через несколько часов, я уверен, что если мы окажем ему такое же доверие, как он нам, то будущее подтвердит мои слова. Я все сказал.
Вождь опять закурил трубку, которая потухла во время его длинной речи, после чего уже не принимал участия в общем разговоре, хотя внимательно прислушивался ко всем словам беседовавших товарищей.
— Со своей стороны я нахожу, что вождь совершенно прав, — сказал Оливье, — я разделяю его мнение во всех отношениях. По всему, как я могу судить, этот пират или разбойник не похож на других людей; в нем есть что-то необыкновенное — словом, может быть, он и разбойник, только совершенно точно это избранная натура и до положительной улики в противном я верю его слову.
— Может быть, — проговорил Меткая Пуля, покачав головой, — однако никто не сможет возразить, что он атаман самой отчаянной шайки разбойников, опустошающей страну.
— Что же это доказывает? — спросил Оливье.
— Ничего, я сам это знаю, а только повторяю, что нельзя полагаться на его слово.
— Так зачем же мы сюда приехали? — спросил Джордж Клинтон.
— А! Зачем, зачем… За тем, что человек хочет надеяться во что бы то ни стало. Еще бы! Ведь дело известное.
Не вполне разделяя мнение Меткой Пули, в разговор вмешался Верная Опора:
— Однако я нахожу, что нам не следует с завязанными глазами предавать себя в руки разбойника. Осторожность никогда не помешает.
— Хорошо, будем осторожны, — согласился Джордж Клинтон, — со своей стороны я ничего лучшего не желаю; примем все меры предосторожности, какие вы сочтете нужными. Я на все согласен. Но будем действовать так, чтобы нельзя было сомневаться в нашей искренности и доверии к честному слову, которое добровольно дал нам этот человек.