Том 2

Жена моя могла бы проверить на этой модели некоторые свои технические идеи, я – свои политические и исторические, а продукция, то есть беконная свинина и прочее, восполнили бы желудки сотен людей.

Вы знаете, что мы перекрыли на своей ферме все всесоюзные рекорды производства мяса без потерь и за кратчайшие сроки. И мы не преступно сбывали мясо на рынках многих городов, а продавали народу по рыночным, но не мародерским ценам то, чем его не может снабдить государство. Следовательно, мы помогали и ему и народу.

Кого же следует судить вместо нас? Историю? Партию? Министра сельского хозяйства? Всех председателей совхозов и колхозов? Не знаю. Уверен только, что за такой труд, как наш, нас надо сделать героями социалистического труда. И в этом не будет никакой показухи.

Моя жена попросила в последнем слове дать ей возможность закончить в лагере диссертацию на тему «Демократический централизм и его роль в сдерживании развития производительных сил в сельском хозяйстве средней полосы России».

Не откажите ей в просьбе. Я же мечтаю на досуге защитить, наконец, другую диссертацию – разумеется, докторскую – на тему «Проверка на компьютере выполнения всех исторических постановлений ЦК КПСС, касающихся обещаний повышения жизненного уровня советского народа с диаграммированием особо преступных синусоид бесхозяйственности и коррупции в центре и на местах».

Прошу также передать конфискованное у нас передовое животноводческое хозяйство соседнему совхозу «Коммунист», систематически допускающему гибель поголовья поросят и свиноматок, для учебы и практики. Еще я выражаю прошение выводить меня на общие работы в Совет Министров СССР с ночевкой в лагере усиленного режима.

Дело в том, что я без политической трескотни могу решить Продовольственную программу СССР в течение двух лет по всем показателям, включая хлопок, растительные масла, овощи, фрукты и так далее. Если Совмин СССР примет меня под конвоем на работу, то можете считать, что вскоре на столе каждого советского человека появится бу-женинка, холодец, копчености, запеченный в духовке окорок по-тамбовски, сочнейшие сосиски, твердокопченые колбасы, просто розовое сало, нашпигованное чесночком и перцем, и так далее. О баранине, говядине, курях, гусях и утках я уж и не говорю.

Прошу и заявляю это с полнейшей ответственностью вплоть до высшей меры наказания за невыполнение обещаний.

У нас нет иного пути в конце XX века.

Или ответственные люди возьмут в свои руки дело наполнения своих желудков для продолжения духовной жизни, или недоедание приведет к необратимым изменениям генофонда советских народов и превращению их, следом за номенклатурой, в общественно-политических доходяг, каковыми, впрочем, являются уже сейчас многие из вас, граждане судьи…

ЖЕРТВА АБОРТОВ

Материалами дела установлено, что Конкин, будучи главным врачом больницы, за взятки принимал женщин в больницу и производил им операции по прерыванию беременности…

Последнее слово подсудимого Конкина

Граждане судьи, в начале процесса надо мною в камеру мою, вернее в нашу, так как в ней сидят еще участники группового изнасилования продавщицы квасной цистерны, заглянул второй секретарь райкома партии Тульков. Конечно, вели мы беседу не в самой камере, а в предбаннике, так сказать. Тульков откровенно предложил мне сделать важный для моей личной жизни и для жизни всего нашего отстающего района шаг, а именно – отказаться от своего последнего слова, обращенного к вам и к собственной совести.

За отказ мне была обещана скидка срока до минимального, а может даже, освобождение из-под стражи. Я обещал подумать. Дело в том, что следствие было повернуто так, будто бы я злоупотреблял служебным положением исключительно как развратник, пьяница и старый пережиток капитализма.

Мои попытки вникнуть на следствии в социальные и производственные причины преступления натыкались на резкое сопротивление следователя Крылова в виде криков, размахивания пресс-папье перед носом, тыканья в лицо книги товарища Брежнева «Перерождение», запрещения передач от внебрачной супруги Лабаевой, не говоря об угрозах переделать уголовное дело в сурово-политическое с выходом на расстрел или на урановые разработки.

Дрогнув волей и душою, я принял версию бериевского последыша Крылова и подписывал протоколы не глядя.

Так вот. После визита ко мне секретаря райкома Туль-кова я решил посоветоваться с участниками группового изнасилования как с людьми интеллигентными и образованными по части судебных процессов.

Ихнее мнение было однозначным: Тулькову доверять нельзя ни в коем случае, поскольку на его удочку уже попалось очень много подсудимых. Все они скрывали от суда и общественности объективные причины своих хозяйственных преступлений и получили за это суровейшие наказания за отягчающие обстоятельства аморальной жизни и стремление к противоречащим званию советского человека удовольствиям.