Том 2

И только он так подумал, нервозно тыркнув книгу на место между кожей Ксенофонта и муаром Надсона, как… стоя на палубе правительственного теплохода, закрыл глаза, потому что волжские ветры просто выдували зрачки с белками из глазниц… гудели в ушных раковинах, всверли-ваясь в мозг… надували рукава косоворотки… присобачивали к лопаткам воздушный шар… проникали в человеческие кости, как в птичьи… на секунду ему показалось, что летит он в тартарары… действительно, его крепко шатану-ло на палубе… раскрыл рот от ужаса… в рот сразу набился ветер… замахал руками в поисках опоры… но тут его взял, слишком твердо взял под руку капитан теплохода… взгляд у капитана был откровенно брезгливым… так смотрит взрослый дядя на обкакавшегося в Госцирке мальчика… схватившись за надраенный поручень трапа, начав спускаться вниз, в каюту, к голеньким Верочкам, оглянулся… слишком мужественный капитан провожал его подобревшим, снисходительным взглядом… тогда он говнисто и сановно сказал: только не надо так смотреть, понимаете… не надо… есть не смотреть… – слишком издевательски-смиренно ответил капитан… через неделю он признался, что вредительски превышал скорость правительственного теплохода с целью… кажется… организации дальнейшей слежки за служебной деятельностью через иллюминатор главного редактора «Правды» товарища…

Что с тобой делать, сволочь?… Это Л.З. спросил сквозь зубы сознание, походя при этом на человека, полностью вышедшего из себя от неудачной ловли блохи с плохим характером… что мне с тобой делать, трижды ебаное свойство, понимаете, материи?… я же укокошу тебя… это еще в силах Мехлиса… укокошу…

Он удивился – в голове пусто, хоть шаром покати… пусто и спокойно… вот так… Мехлис всегда был хозяином своей воли…

Отходя от книг, пятясь от них с видом торжествующего победителя и затем повернувшись к ним спиною, он теперь напоминал возможным сексотам и, конечно, самому себе элегантного в своей якобы очаровательной, неотразимой жестокости дрессировщика цирковых львов, одолевшего зверскую неорганизованность, только что заклавшего рискованную голову в яростную, но послушно разверстую пасть, подержавшего ее… понимаете… там… в пышущем адски тоскливым безумием пекле… затылок – на бестрепетном язычище… лоб – под остриями пары клыков… в ушах – рык утробы… запашок, понимаете, преисподней… мертвая тишина… время тянет резину… ебал я ваш Госцирк… но… взрыв в гнезде оркестра, и рев толпы поганой… ей кажется, что это она поголовно влезла во львиную пасть… это мой загривок всею онемевшею, обслюнявленной кожею чует еще взгляд растерянного чудовища… это я задом подтанцовываю на дрожащих ногах к десяти сверкающим, медным, пожарным ялдам, брезентовые рукава которых распирает от напора спасительной струи, как по утрам горячая водичка мочи пиписки мальчишечек…

Такого рода работа укрощенного сознания даже растрогала Л.З. Он шкодливенько ухмыльнулся, вспомнив, как страстно, как испорченно жаждал, будучи мальчишечкой, момента клыкастого отхватывания львом башки циркового хвальбы и как злобно он презирал потом льва за оскорбительное для царя зверей смирение и нереализованное преимущество… все-таки Мехлис еще тогда был очень сильной личностью… если бы все обстояло иначе, смог бы я, понимаете, добраться до мавзолея?… вот и возьмем себя в руки… дойти своими силами до вершины власти… это вам не прошвырнуться по цэпэкэио с дамочкой под ручку… все они – бляди… в этом буденная вша абсолютно прав… этого у него не отнимешь…

Проходя мимо «Портрета молодого человека» (Ван Дейк), привстал на носки, дотянулся пальцем до золоченой рамы, постучал по ней указательным пальцем, как любил постукивать на подчиненных при остервенелых разносах, и прошипел: только не надо так смотреть, понимаете… не надо… на Мехлиса так не смотрят… хм… подействовало… пусть подохнет в мучениях рябая гиена… мы еще наведем в партии и государстве порядок в последней инстанции…

Л.З., действительно, показалось, что он удачно превозмог очередную волну ужаса, что, может быть, самое жуткое уже позади… позади… нужно как-нибудь закрепить достигнутое… нужно продержаться…

Он, как каждый человек, стоящий на самом краю бездны и почувствовавший в приближении неминуемой гибели полную свою беспомощность, бессознательно тянулся к последней, к спасительной соломинке.

Всем нам известны счастливые и чудесные случаи многочисленных ответствий Высших Сил на безумные порывы последних человеческих надежд, сходящих, кстати, при мрачной неудаче в могильную бездну не иначе как только следом за человеком.

Вот Л.З. и дошел, в свою очередь, до необходимости молитвы. Правда, именовал он ее про себя «мольбою», поскольку память его крепко уцепилась за случайные слова в незнакомой, хоть и собственной книге… где мне, понимаете, взять ветры, когда он закупорил окна и дверь?… где?… кто не останется глух к моим мольбам и охотно выслушает мои клятвы, жалобы и желания… естественно, доставив их впоследствии по назначению?… то есть ему…