Том 2. Аскетические опыты. Часть II

Художественное делание умной молитвы изложено с особенною ясностию и полнотою блаженным Никифором, иноком, безмолвствовавшим в Святой Афонской Горе. Справедливо называет он молитвенное делание художеством из художеств и наукой из наук, как доставляющее уму и сердцу познания и впечатления, истекающие из Духа Божия, между тем, как все прочие науки доставляют познания и впечатления только человеческие. Умное делание есть высшее училище Богословия [781

]. «Это великое из величайших деланий, — говорит великий наставник безмолвников, — стяжевают многие или и все от научения. Редкие, будучи не научены, усердным деланием и теплотою веры получают его от Бога, но редкость — не закон. По этой причине нужно искать непрелестного наставника, чтоб назиданием его нам поучаться и наставляться при случающихся в упражнении вниманием десным и шуиим умалениям и превосхождениям, вводимым злохитростию лукавого, потому что наставник обличает нам их, зная их по собственным опытам, которым он подвергался. Он достоверно показывает этот умственный путь, и мы под руководством его удобно совершаем этот путь. Если нет наставника, нам известного, то должно искать его всеусердно. Если же и при таком искании не найдется наставник, то, призвав Бога в сокрушении духа и со слезами, в нестяжании, и помолившись Ему, поступай, как скажу тебе. Знаешь, что дыхание, которым дышим, составляется из воздуха; производим же дыхание сердцем, не иным чем. Оно — орудие жизни и теплоты телесной. Сердце втягивает в себя воздух, чтоб дыханием выпустить вон из себя теплоту свою, а себе доставить прохлаждение. Причина этого механизма, или, точнее, служитель — легкое, которое Бог создал редким, почему оно удобно вводит и изводит содержимое им. Таким образом, сердце, привлекая в себя дыханием прохладу и извергая им теплоту, неупустительно соблюдает тот порядок, в котором оно устроено для содержания жизни. И так ты, сев и собрав твой ум, введи в ноздренный путь, которым дыхание входит в сердце, приведи дыхание в (самое тихое) движение и понудь ум сойти с вдыхаемым воздухом в сердце. Когда он взойдет туда, то последующее за этим будет исполнено для тебя веселия и радости. Как некоторый муж, отлучавшийся из своего дома, когда возвратится, не помнит себя от радости, что сподобился увидеться с женою и детьми, так и ум, когда соединится с душою, исполняется неизреченных сладости и веселия. Брат! приучи ум твой нескоро выходить оттуда, потому что сначала он очень унывает от внутренних заключения и тесноты. Когда же привыкнет к ним, то не возлюбит скитаться вне, потому что Царство Небесное — внутри нас. Рассматривая его там и взыскуя чистою молитвою, ум признает все внешнее мерзостным и ненавистным. Если сряду же, как сказано, ты взойдешь умом в сердечное место, которое тебе мною показано, то воздай благодарение Богу и прославь, и взыграй, и всегда держись этого делания, а оно научит тебя тому, чего ты не ведаешь. Надо тебе и то знать, что ум твой, находясь там, не должен молчать и оставаться в праздности, но иметь непрестанным деланием и поучением, никогда не преставая от него, молитву:

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя

. Эта молитва, содержа ум невысящимся, соделывает его неприступным и неприкосновенным для прилогов врага, возводит к ежедневному преуспеянию в любви и желании Божественных. Если же, много потрудившись, о брат, не возможешь взойти в страны сердца, как мы повелели тебе, то делай, что скажу, и найдешь искомое при содействии Божием. Знаешь, что словесность каждого человека находится в его персях. Внутри персей, при молчании уст наших, говорим, совещаемся, совершаем молитвы, псалмопение. Этой словесности, отняв у нее всякий помысл — можешь это сделать, если захочешь предоставь говорить: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. И понудься вопиять это внутри персей вместо всякой другой мысли. Когда же некоторое время будешь поступать таким образом, тогда, при посредстве этого, отверзется тебе, без всякого сомнения, и вход в сердце, как мы написали, узнав это из опыта. Придет же к тебе, с многожелательным и сладостным вниманием, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и прочее: ими оно исполнит все прошения твои о Христе Иисусе, Господе нашем» [782]. Здесь, во-первых, должно обратить внимание на устроение блаженного Отца и на устроение, которое он видел в наставляемом им иноке. Это явствует из статей его Слова, предшествующих изложению художества, из которых видно, по ссылке на житие святого Саввы, что наставление о сердечном безмолвии, для которого и в соответственность которому предоставляется и наружное безмолвие по телу, приличествует тем инокам, которые вполне обучились правилу монашеского жительства, могут бороться с сопротивными помыслами и блюсти свой ум. Наставляемому лицу блаженный Никифор говорит: «Знаешь, что словесность каждого человека находится в его персях. Там, при молчании уст, мы говорим, совещаваемся, совершаем молитвы и псалмопение». Явственное ощущение силы словесности в персях так, чтоб там можно было совершать молитвы и псалмопение, имеют очень редкие, значительно преуспевшие, занимавшиеся продолжительное время молением по способу святого Иоанна Лествичника, стяжавшие в значительной степени непарительность и очень внимательною молитвою возбудившие дух, названный здесь словесностию, к обильному сочувствию уму. У человеков, в обыкновенном их состоянии, дух, пораженный падением, спит сном непробудным, тождественным со смертию: он не способен к духовным упражнениям, указанным здесь, и пробуждается для них лишь тогда, когда ум постоянно и усиленно займется возбуждением его при посредстве животворящего имени Иисусова. Способ, предлагаемый блаженным Никифором, превосходен. В изложении его видна для понимающего дело и та постепенность, которой должно восходить к нему, и то, что стяжание его — дар Божий. Так как этот способ объяснен с особенною подробностию в сочинении Ксанфопулов о молитве и безмолвии, то мы и переходим к упомянутому сочинению.