Том 2. Аскетические опыты. Часть II

Ты приходишь! я не вижу образа шествия Твоего; вижу Твое пришествие, вижу не плотскими очами — ощущением. Ты не даешь ни времени, ни способа размыслить — кто Ты? Неожиданно являешься в душе, Невидимый и Непостижимый! являешься с несказанною тихостию и тонкостию, вместе с властию и силою Творца, потому что изменяешь всего человека: изменяешь, претворяешь, воссозидаешь, обновляешь и ум, и сердце, и тело! Ты — Сильный — входишь в дом, связываешь крепкого, расхищаешь сосуды дома, расхищаешь не в погибель — во спасение! И дом и сосуды были прежде Твоими, Ты их устроил, устроил для Себя; они сами отдались в горестный плен хищнику. И были они доселе — ум мой, душа моя, тело мое — под властию лютого властелина, действовали под его влиянием. Ты приходишь: они отныне поступают в Твое распоряжение, начинают действовать под Твоим влиянием, святым, блаженным.

Как назову Тебя? как скажу о Тебе братии моей? Как передам им имя Странника, уклонившегося под кров души моей, под кров обветшавший, пришедший в окончательное разрушение, открытый для ветров порывистых, для дождя и снега, — под кров, лишь годный для стоялища бессловесных? Что нашел Ты в сердце моем, к которому приходили попеременно различные греховные помышления, входили в него беспрепятственно, находили в нем, как в яслях, как в корыте свиней, лакомую пищу разнообразных страстных чувствований? Мне кажется, я знаю имя Гостя моего! но, взирая на нечистоту мою, страшусь произнести имя. Одно неблагоговейное произнесение великого и всесвятого имени может подвергнуть осуждению! Сколько страшнее самое присутствие Именуемого!

Но Ты присутствуешь! Твоя безмерная благость привела Тебя к скверному грешнику, чтоб грешник, познав достоинство и назначение человека, вкусив самим опытом, увидев ощущением, яко благ Господь [840

], оставил пути беззаконий, оставил возлюбленное себе блато [болото. — Ред.] смрадных страстей, позаботился о стяжании чистоты покаянием, соделался Твоим храмом и жилищем.

Как же назову витающего [живущего. — Ред.

] у меня, витающего во мне Странника? Как назову чудного Гостя, пришедшего утешить меня в моем изгнании, исцелить от болезни неисцелимой, изъять из пропасти мрачной, вывести на поле Господне злачное, наставить на стези правые и святые; пришедшего отъять непроницаемую завесу, которая доселе распростиралась пред очами моими, закрывала от меня величественную вечность и Бога моего? Как назову Наставника, возвещающего мне учение о Боге, учение новое и вместе древнее, Учение Божественное, а не человеческое? Назову ли Наставника светом? Я не вижу света, но Он просвещает ум мой и сердце превыше всякого слова, превыше всякого земного учения, без слов, с несказанною быстротою, каким-то странным — так выражу невыразимое — прикосновением к уму, или действием внутри самого ума. Назову ли Его огнем? — но Он не сожигает, напротив того — орошает приятно и прохлаждает. Он — некий глас хлада тонка

 [841]; но от Него бежит, как от огня, всякая страсть, всякий греховный помысл. Он не произносит никакого слова, — не произносит, и вместе глаголет, учит, воспевает чудно, таинственно, с несказанною тихостию, тонкостию, изменяя, обновляя ум и сердце, прислушивающиеся Ему в безмолвии в душевной клети. Он не имеет никакого образа, ни вида, ничего в Нем нет чувственного. Он вполне невеществен, невидим, крайне тонок: внезапно, неожиданно, с несказанною тихостию является в уме, в сердце, постепенно разливается во всю душу, во все тело, овладевает ими, удаляет из них все греховное, останавливает действие плоти и крови, соединяет рассеченные части человека воедино, являет целым наше естество, которое рассыпалось от страшного падения, как рассыпается от падения сосуд скудельный [глиняный. — Ред.]. Кто, видя воссозидание, не познает руки Создателя, единого имеющего власть созидать и воссозидать?