Том 2. Дипломатия в новое время (1872 - 1919 гг.)

Когда в Берлин прибыли с очередным визитом царь и Горшков там разыгрался финал дипломатического поединка Горчакова и Бисмарка. Утром произошла встреча обоих канцлеров Бисмарк рассыпался в заверениях, что и не собирается нападать на Францию. Всякие тревожные слухи он приписывал махинациям биржевиков, которые играют на понижение, и в частности интригам герцога Деказа, «заинтересованного в биржевых операциях». Бисмарк заявил, что Мольтке в политике — «молокосос» и что его заявлений о превентивной войне не стоит и слушать. Обвинять же самого Бисмарка в намерении вызвать войну — значит считать его идиотом.

Вечером того же дня лорд Одо Россель обедал у Бисмарка. За столом он сообщил канцлеру то, что поручил ему передать лорд Дерби. С необычайной наглостью Бисмарк повторил и английскому послу всё то, что уже сказал Горчакову.

Перед отъездом из Берлина Горчаков послал всем русским посольствам и миссиям следующую телеграмму: «Император покидает Берлин уверенный в господствующих здесь миролюбивых намерениях. Сохранение мира обеспечено». Эта телеграмма была послана шифром, но скоро стала достоянием гласности. Она создавала впечатление, что лишь воздействие России предотвратило вторичный разгром Франции. Такое впечатление ещё усиливалось благодаря тому, что в печать телеграмма попала в искажённом виде. Вместо «сохранение мира обеспечено» было напечатано: «теперь (т. е. после приезда царя) мир обеспечен». Бисмарка эта телеграмма привела в бешенство. В лицо он саркастически заявлял Горчакову, что русскому канцлеру, очевидно, хочется прослыть «спасителем Франции». За глаза он говорил, что для прославления канцлера-миротворца можно устроить театр в германском посольстве в Париже и там показывать русского дипломата в виде ангела-хранителя, в белой одежде, с крыльями и надписью: «Горчаков покровительствует Франции». По свидетельству самого Бисмарка, он жаловался и царю на «нечестный» поступок Горчакова. Александр слушал германского канцлера молча, покуривая и слегка улыбаясь. Ответ его Бисмарку не лишён был дипломатической находчивости. Царь хладнокровно заметил, что не следует принимать всерьёз всякое проявление «старческого тщеславия».

События 1875 г. утвердили Бисмарка в убеждении, что русская дипломатия — главный противник немецкой агрессии. Отсюда — его ненависть к России.

Глава вторая Восточный кризис (1875 ― 1877 гг.)

Герцеговинское восстание. Едва улеглась франко-германская военная тревога, как в том же 1875 г. обострилась и другая кардинальная проблема международной политики — ближневосточный вопрос. Начался восточный кризис. Он продолжался с 1875 по 1878 г.

Летом 1875 г. сначала в Герцеговине, а затем и в Боснии произошло восстание христианского населения против феодально-абсолютистского гнёта турок. Повстанцы встретили горячее сочувствие в Сербии и Черногории, которые стремились завершить национальное объединение южного славянства.

Сербское национальное движение было направлено в первую очередь против Турции. Но оно представляло опасность и для Австро-Венгрии. Под скипетром Габсбургов жили миллионы южных славян. Каждый успех в деле национального освобождения южного славянства от гнёта Турции означал приближение того дня, когда должно было свершиться и освобождение угнетённых народов Австро-Венгрии. Немецкие и венгерские элементы Австро-Венгрии были злейшими врагами славянской свободы. Господствуя над обширными территориями со славянским и румынским населением, мадьярское дворянства случае торжества славянского дела рисковало потерять большую часть своих земель, богатства и власти. Немецкая буржуазия Австрии в целом держалась в славянском вопросе той же позиции, что и мадьяры.

Чтобы предотвратить освобождение славянских народов, австро-венгерское правительство под влиянием немецкой буржуазии и мадьярского дворянства стремилось поддерживать целостность Оттоманской империи и тормозить освобождение из-под её ига как южных славян, так и румын. Напротив, Россия покровительствовала славянскому национальному движению. Таким образом, она оказывалась главным противником Австро-Венгрии, а русское влияние на Балканах — важнейшим препятствием для успеха немецко-мадьярской политики.

Впрочем, борясь против славянской свободы и русского влияния на Балканах, ни мадьярское дворянство, ни немецкая буржуазия в Австрии не стремились в те времена к присоединению балканских областей. Мадьяры опасались всякого усиления славянского элемента в монархии Габсбургов. «Мадьярская ладья переполнена богатством, — заметил однажды Андраши, — всякий новый груз, будь то золото, будь то грязь, может её только опрокинуть».

Когда началось герцеговинское восстание, Андраши заявил Порте, что рассматривает его как внутреннее турецкое дело. Поэтому он не намерен ни вмешиваться в него, ни чем-либо стеснять военные мероприятия турок против повстанцев.