Том 2. Губернские очерки

Кроме того, роль выразителя собственных мыслей и настроений Салтыкова играет в «Очерках» не только некоторый знакомый ему господин, носящий имя Щедрина. Эту роль писатель поручает и другим действующим лицам, в том числе отрицательным персонажам. Собственно от себя он не говорит нигде.

В своей первой автобиографической записке, датируемой 1858 г., Салтыков счел нужным сообщить: «Для характеристики взгляда писателя можно указать на следующие очерки: „Скука”, „Неумелые” (конец), „Озорники” и „Дорога”». Обращаясь к названнымрассказам, читатель убеждается, что лишь в первом и последнем из них выразителем настроений Салтыкова выступает «я» рассказчика, то есть Николай Иванович Щедрин. В очерке «Неумелые» (в конце его) эта роль передана «умному старику» мещанину Голенкову. Что касается «Озорников», то о взглядах писателя здесь следует судить по его резко отрицательному отношению к герою этого рассказа-монолога. Изображенный в «Озорниках» чиновник высшего порядка, яростный антидемократ, формалист, противник самобытности, теоретик и проводник ненавистного Салтыкову принципа «бюрократической централизации», предстает перед читателем законченным антиподом той фигуры

практического деятеля, которую писатель пытался, в это время, создавать в литературе и в жизни.

В названных Салтыковым «очерках» читатель найдет «характеристику» преимущественно тех его взглядов, которые в перспективе дальнейшего развития писателя оказались преходящими, связанными с его тогдашней переоценкой общественно-преобразующих возможностей «честной службы». Конечно, сославшись в автобиографии 1858 г. только на эти взгляды, Салтыков тем самым подчеркнул важное значение, которое он придавал им тогда. И действительно, знание политической биографии автора «Губернских очерков» помогает кое-что понять в этом произведении. Но гораздо важнее знать, с каким общим

мировоззрением подошел в своей первой книге писатель к изображению современной ему действительности.

Основа «концепции» русской жизни, художественно развернутой в «Губернских очерках», — демократизм. Причем это демократизм уже не отвлеченно-гуманистический, как в юношеских повестях 40-х годов, а исторически-конкретный, связанный с крестьянством. Салтыков полон чувства непосредственной любви и сочувствия к многострадальной крестьянской России, чья жизнь преисполнена «болью сердечной», «нуждою сосущею».

Салтыков резко отделяет в «Очерках» трудовой подначальный народ (крестьян, мещан, низших чиновников) как от мира официального, представленного всеми разрядами дореформенной провинциальной администрации, так и от мира «первого сословия». Народ, чиновники и помещики-дворяне — три главных

собирательных образа произведения. Между ними, в основном, и распределяется пестрая толпа, около трехсот персонажей «Очерков» — живых людей русской провинции последних лет николаевского царствования[214].

Отношение Салтыкова к основным группам тогдашнего русского общества и метод их изображения различны. Он не скрывает своих симпатий и антипатий.

Представления писателя о народной жизни еще лишены социально-исторической перспективы и ясности. Они отражают крестьянский демократизм в его начальной стадии. Образ русского народа — «младенца-великана», еще туго спеленатого свивальниками крепостного права, — признается Салтыковым пока что «загадочным»; многоразличные проявления русской народной жизни — объятыми «мраком». Необходимо разгадать эту «загадку», рассеять «мрак». Следует узнать сокровенные думы и чаяния русского народа и тем самым выяснить, каковы же его моральные силы, которые могут вывести массы к сознательной и активной исторической деятельности (как просветитель Салтыков придавал этим силам особенное значение). Такова положительная программа Салтыкова в «Губернских очерках». Чтобы осуществить ее, Салтыков сосредоточивает внимание на «исследовании» преимущественно духовной стороны народной жизни.

В рассказах «В остроге» («Посещение первое»), «Аринушка», «Христос воскрес!» и в первых очерках раздела «Богомольцы, странники и проезжие» Салтыков пытается как бы заглянуть в самую душу народа и постараться понять внутренний мир «простого русского человека». В поисках средств проникновения в эту почти неисследованную тогда сферу Салтыков ставит перед собой задачу установить «степень и образ проявления религиозного чувства» и «религиозного сознания» в разных слоях народа. Но в отличие от славянофилов, подсказавших писателю формулировки этой задачи, реальное содержание ее не имело ничего общего с реакционно-монархической и православной идеологией «Святой Руси».