Том 2. Искупление

— Мне некогда, — нетерпеливо ответила Сашенька, — мне скоро надо кормить ребенка… И вообще, зачем эти разговоры…

— Это касается вашего мужа, — сказал профессор.

— Вы что-либо знаете, — вскрикнула уже Сашенька, и сердце ее тяжело забилось.

— Не здесь, — сказал профессор. — Мы живем недалеко… Пойдемте, это ненадолго…

Жил профессор действительно недалеко. Комната была довольно просторной, солнечной, однако почти пустой и чрезвычайно запущенной. Стоял очень неплохой красного дерева стол с разными ногами, висело настенное яйцеобразное зеркало и стояли две железные койки, неряшливо застланные. А на полу штабеля книг. Единственно в чем чувствовался порядок — это в книгах, штабеля располагались аккуратно и в шахматном порядке, и под них была подстелена клеенка, явно содранная со стола.

— Хотите чаю? — спросил профессор. — Люсик, согрей чай…

Люсик, который сторонился Сашеньки и явно боялся ее, а когда случайно встречался взглядом, то краснел, Люсик взял чайник и вышел.

— Ваш муж оставил мне свой блокнот, — сказал профессор, — свои записки… Вернее, они хранились до недавнего времени у моей жены… Но, вернувшись, я ознакомился… Любопытно… Весьма любопытно… Но многое непонятно… Нет ли у вас чего-либо еще?… Возможно, это прольет свет…

— Нет, — растерянно сказала Сашенька, — я ничего не знаю. Он мне не говорил… Мы не успели… И про этот блокнот я впервые…

— Любопытный блокнот, милый блокнот, — поглаживая коленкоровый переплет и радуясь, словно ребенок игрушке, говорил профессор Павел Данилович, — у Люсика совершенно независимо… В его работе… Кое-что подобное… Вернее — дополняет друг друга… Это и то…

— Люсик твой сумасшедший, — сердито крикнула жена, — он кибернетик… А в каждом справочнике написано, каждому ребенку известно, что кибернетика — это буржуазная лженаука…

— Ну кто тебе сказал, что он кибернетик? — миролюбиво сказал профессор, не давая себя спровоцировать на ссору. — Он, кошечка, не кибернетик, а с совершенно реальных позиций диалектического материализма пытается использовать векторную алгебру как инструмент анализа исторических закономерностей… Математический анализ количества и направления событий в истории.

— Это все Люсик, — чуть не плача крикнула жена, обращаясь к Сашеньке и неожиданно ища у нее поддержки, — он кибернетик, я это точно чувствую… Меня не обманешь… И этому седому человеку не стыдно возиться с ним… С этим сумасшедшим… А может быть, хитрым пройдохой… Не стыдно… Известный ученый, надежда нашей литературоведческой науки, переводчик Лорки, Байрона… Я пожертвовала ему всем… Я была обеспечена, у меня был муж ответработник… Он любил меня, он готов был на все ради меня… Но я поверила ему.

Она протянула руку в сторону Павла Даниловича, который сидел, сморщившись, точно съел что-нибудь кислое, так как боялся, что скандал и слезы жены надолго и это помешает ему сосредоточиться, а между тем что-то новое, рвущееся давно наружу, но до сих пор неуловимое, шевелилось теперь в его мозгу.

— Я поверила ему, — заливаясь слезами, кричала жена, — я считала своим долгом спасти его для России, для науки, для будущего… А он связался с чуждым нам кибернетиком, которому попросту физически не понять ни духа нашего народа, ни его стремлений…

Она замолкла, потому что Люсик принес кипящий чайник.

— Хорошо бы вина, — сказал профессор, — такие дни, как сегодня, надо отмечать вином… Сегодня ведь не просто день, — Павел Данилович обернулся к Сашеньке, — оборвалась длинная цепь размышлений и расчетов… Получен результат… Разумеется, еще черновой результат… Да, результат как пропасть… В этом издержки всякого открытия, всякого достижения… Далее пути нет… Подождите, — говорит Господь в Библии жертвам, — пока число ваше станет таково, что терпимость моя к палачам иссякнет… Да, я не помню сейчас точно библейской редакции… Это число будет достигнуто в 1979 году… Именно об этом числе и об этой дате говорится в Библии… Дате, с которой начнется новая история…

— Я не могу с вами согласиться, — сказал Люсик, ставя чайник на металлическую подставку, — хоть работали мы вместе. Вывод этот чересчур поспешен, а результат случаен… Правда, он строен и заманчив своей определенностью, но я не сомневаюсь, что вы допустили элементарные математические просчеты… Такое бывает даже с великими математиками…

— Это Юркевич, — крикнул Павел Данилович сердито. — Я уверен, что ты опять общался с этим выжившим из ума старикашкой…

— Зигмунд Антонович научил меня любить математику, — сказал Люсик.

— Но он антисемит, — крикнул Павел Данилович, — как ты можешь общаться с этой личностью… Позор, позор…