Том 2. Мелкий бес

Как хорошо, что можно переселиться в другое тело, раздвоить свою душу, иметь свою тайну!

Таить от всех.

И никто никогда не узнает.

Ночью все иное.

Дневные спят, лежат неподвижными телами, – и тогда исходят иные, внутренние, которых днем мы не знаем».

VIII

Готик стоял на берегу реки, смотрел на воду, как она все бежит, журчит, и мечтал о Селените, как она улыбается и говорит.

Подошел Лютик.

– Готик, – сказал он, – ты грамматику забыл.

– Отстань, – досадливо ответил Готик.

– Правда. Ну, вот, я тебе докажу: у свиньи хвостик, а у лошади?

– Хвост, – ответил Готик.

– У стола ножки, а у тебя? – допрашивал Лютик.

– Ноги.

– Мальчик читает книжку, а студент?

– Книгу.

– Ванечка надел рубашку, а Иван?

– Рубаху.

– Ванька надел сорочку, а Иван?

– Сороку, – с размаху ответил Готик.

Засмеялись оба.

IX

Когда отец, всегда веселый и говорливый, – в него был Лютик, – возвращался из города со службы, Людмила Яковлевна вышла ему навстречу на станцию, что редко делала в другие дни. По дороге домой она озабоченно говорила:

– Можешь себе представить, Александр Андреевич, Готик нынче ночью куда-то бегал, а куда, не говорит. Говорит, что спал. Как хочешь, Саша… – И она заплакала.

Александр Андреевич посвистал, махнул рукой.

– Глупости! – сказал он сиповатым голосом. – Куда ему бегать? Какая-нибудь глупая фантазия. Просто на реку ходил.

– Это меня так беспокоит, – упавшим голосом сказала Людмила Яковлевна.

– Глупости! – повторил Александр Андреевич. – И не говорит, куда ходил?

– Да не говорит же, – плачевно сказала Людмила Яковлевна.

– А вот я его спрошу хорошенько, так скажет, – сердито сказал отец.

Было жарко, и ему было досадно, что надо сердиться, чего он не любил.

X

За обедом разговор шел беспокойный и неровный. И отец, и мать значительно и внимательно поглядывали на мальчиков. Людмила Яковлевна несколько раз заговаривала о дачных ворах. О том, что Настя иногда забывает запереть двери. Что воры легко могут влезть и в окно, если оно не закрыто на задвижку.

Готику было неловко и тоскливо.

Лютик один был весел и шутил, как всегда.

– За Настасьей всегда надо смотреть, чтобы двери затворяла, – ворчал Александр Андреевич.

– На то она и Настя-ж, чтобы держать двери настежь, – сказал Лютик.

Но, к удивлению обоих мальчиков, отец сердито сказал:

– Заткнись. Ничего нет смешного.

Лютик смешливо посмотрел на отца и мать.

«Что они дуются? – подумал он. – Уж не поругались ли дорогою?»

И подумал, что надо пошутить о чем-нибудь постороннем, не домашнем. Припомнил один из намеднишних разговоров с одним из своих бесчисленных знакомых, смешливо фыркнул и сказал:

– Готик, треугольник нарисован, а в нем глаз. Угадай, что такое.

– Ну, кто этого не знает! – сказал Готик. – Всевидящее око.

– Вот и не угадал. Николай Алексеевич мне рассказывал, что это он в одной церкви видел, в деревне, – такое изображение на стене сделано, и подпись: глаз вопиющего в пустыне.

Все засмеялись.

– Это ты сам сочинил? – недоверчиво спросил отец.

– Ну вот, спроси сам у Николая Алексеевича, – уверял Лютик.

Отец вдруг опять нахмурился.

– Вот за вами бы нужен глаз да глаз, – сурово сказал он.

Помолчали.

Лютик спросил:

– Готик, как зовут предводителя современных гвельфов?

Готик подумал.

– Ну, это просто, – сказал он.

– А ну, скажи!

– Того.

– Молодец!

– Объясни, – хмуро сказал отец.

– Очень просто, – сказал Готик, – если есть гвельфы, то есть и гибелинги… А Лютик уж конечно от слова «гибель» это слово произведет. Русские моряки довели свой флот до гибели, вот они и гибелинги.

– Ерунда, – сказал отец. Но засмеялся.

– Целый месяц сочинял, – сказал он.

– Ничего не месяц, – краснея сказал Лютик. – А зато я ни разу не сказал, что Того – не того. Сколько стишков было на эту глупость.

– Ну, так ты на генерала Ноги что-то глупое придумал. Ну-тка, – оживился отец.

– Ну, это просто, у японцев есть ноги, они войдут в Порт-Артур.

Посмеялись, – и опять отец хмуро сказал:

– Иные ноги туда бегают, куда и не надо.

Неловкое молчание опять прервал Лютик.

– Готик, тебе все Настя положила? – спросил он.

– Все, отвяжись.

– И нож да вилка есть?

– Есть, отстань.

– Нож давилка есть, а нож резалка есть?

– Не ерунди! – крикнул Готик.

– Придумываешь пустяки, – сердито сказал отец. – Никакой связи нет в твоих дурачествах.

Лютик не смущаясь ответил:

– Вот то-то и весело, что нет связи. Не связано, свободно. А где логическая связь, там тоска, тощища. Тоска таскать все от причины к следствию. А вот так-то лучше, как хочу, так и верчу. Когда рассуждаю дельно, то чувствую тосчищу, словно таз чищу, никому ненужный таз.

– Старо, брат, – сказал отец. – Это еще когда я учился, у нас был учитель, который любил мудреные диктовки давать. Вот в таком же роде была одна диктовка: «Таз куя, сказал кузнец, тоскуя: „Задам же людям таску я, за то, что я тоскую“».

Мальчики смеялись.

XI

Наконец Александр Андреевич спросил, собравши все силы своей строгости:

– Ты куда это, Георгий, нынче ночью бегал?

Готик покраснел. Теребя салфетку, сказал жалующимся голосом: