Том 2. Одиночество

— Так, так, — заговорил он, складывая газеты и возвращая Васильеву. — Разбили, рассеяли, уничтожили… Позвольте, — он обернулся к военным, сидевшим позади, — но наш поезд трижды был обстрелян антоновцами, а под Козловом целый полк их спокойненько маршировал в версте от железной дороги…

Военные, смущенные этим замечанием, молчали. Васильев усмехался, но тоже помалкивал. Машина тем временем подъехала к большому дому, выкрашенному в шоколадный цвет. Краска во многих местах облупилась, и внешне здание выглядело неказисто. Васильев первым вышел из машины, пригласил за собой Антонова-Овсеенко; военные последовали за ними. Антонова-Овсеенко вели по анфиладе комнат, убранных роскошно.

— Зачем мне этот музей? — пожав плечами, спросил он.

Да вот наши товарищи, — еле заметно улыбаясь, сказал Васильев, — решили, что тут и быть вашей резиденции.

На лице Антонова-Овсеенко появилось недоумение.

— Позвольте, — он удивленно смотрел на своих спутников. — Значит, здесь мне придется принимать коммунистов из уездов и волостей, рабочих, агитаторов, пленных антоновцев, крестьян… Но не подумают ли они, что в Тамбов приехал не уполномоченный советской власти и партии, а новоявленный советский вельможа? Чепуха! Мне нужна комната в гостинице, где я буду жить, и две комнаты служебные: одну — мне, другую — помощнику.

— У нас дьявольская стужа в учгеждениях, — заметил один из военных с самодовольным лицом и редкими усиками, он заметно грассировал. — Пгосто собачий холод.

Скрывая резкость, Антонов-Овсеенко сказал:

— Благодарю, но эта роскошь не для меня. Поехали, товарищи.

В автомобиле военный с усиками, робея, обратился к Антонову-Овсеенко:

— Когда можете заслушать доклад о военном положении, товагищ Овсеенко?

— Да мы видели его в натуре, — рассмеялся тот. — И что вам докладывать? Положение!.. Хозяин положения в губернии Антонов, вот и весь ваш доклад. — Военный скис, хотел что-то сказать, но Антонов-Овсеенко уже разговаривал с Васильевым. — Пока устройте меня в губкомпарте. И доставьте, пожалуйста, сегодня же все тамбовские газеты за последние месяцы, воззвания Союза трудового крестьянства, приказы штаба Антонова, донесения укомов и волкомов и вообще все, что имеется по этой части. — Он обернулся к военным. — От вас, товарищи, потребуется дислокация регулярных воинских частей и коммунистических партизанских отрядов. Есть пленные антоновцы? — Это было обращено снова к Васильеву.

— Десятка три наберется.

Антонов-Овсеенко нахмурился:

— А где же сотни бандитов, взятых в плен? — Он искоса взглянул на военных. — Ну, ладно! Завтра же, товарищ Васильев, поедем с вами в тюрьму и поговорим с пленными. И прошу вас вот еще о чем: вызовите из уездов, пораженных восстанием, двадцать — тридцать крестьян. Вечером соберем губпартком, а попозже вызовите газетчиков.

— Хорошо, Владимир Александрович.

Антонов-Овсеенко помолчал и снова заговорил:

— Думается, что положение куда серьезнее, чем мы думали, читая победоносные реляции здешних военных властей, товарищ Васильев. Прежде чем взяться за бандитов, придется основательно познакомиться с моим однофамильцем и его повадками. Кстати, как его по имени-отчеству?

— Александр Степанович, — последовал поспешный ответ усатого военного. Хоть в чем-то он проявил свою осведомленность!

2

Через несколько дней Антонова-Овсеенко выбрали членом губернского исполкома и ввели в состав губкомпарта. Поначалу кое-кто из тамбовских властей отказывался понимать его. Ждали от него чудес в расправе с антоновщиной, молниеносных действий, строжайших приказов и выговоров, а он, обложившись картами уездов, дни напролет изучал донесения с мест; прокламации Союза трудового крестьянства, приказы антоновского штаба читал так прилежно, словно заучивал их наизусть; самолично допрашивал пленных бандитов, разговаривал с ними исключительно вежливо; рылся в старых протоколах губкомпарта, укомов и волкомов, в газетных подшивках; не сеял направо и налево выговоры и приказы; если вызывал кого-нибудь, то больше слушал, чем говорил, коротко давал наставления или советы.

Особенно интересовался он постановкой агитации и пропаганды на селе, бывал в редакциях газет, в губРОСТА, часами просиживал на совещаниях газетчиков, сам писал статьи, не брезгал маленькими, но всегда хлесткими заметками, составлял воззвания к восставшим крестьянам.

Часто в его кабинете видели секретарей губкомпарта, ответственных лиц — военных и гражданских, городских и сельских коммунистов, хозяйственников, агитаторов. Он подолгу совещался с ними.