Том 2. Одиночество

Кто-то из работников Совета труда и обороны доложил, что, конечно, эта мера создаст добавочные трудности в снабжении городов хлебом, но политический эффект ее неоспорим.

— Хорошо. Политбюро принципиально дало согласно на этот шаг, — сказал Ленин, выслушав специалиста. — Будем считать, что вопрос решен.

Послышался гул одобрения.

Ленин взял лист бумаги, быстро исписал его, передал Немцову.

— Прошу вас, передайте эту телеграмму секретарю, пусть срочно пошлют в Тамбов. И пригласите, пожалуйста, крестьян, они, вероятно, заждались. Вы свободны, товарищи, спасибо. Товарищ Каменев, прошу вас задержаться.

Вызванные Лениным ушли. Владимир Ильич жестом пригласил Калинина присесть рядом и обратился к Каменеву:

— Так что там получилось с этой операцией Орловского округа?

Каменев коротко рассказал, как было дело.

Ленин пожал плечами.

— Удивительно! И с чьей это легкой руки появилось у нас эдакое расейское бахвальство?

Каменев кивал головой и нервно кусал седые усы.

— А теперь оказалось, — сердито проворчал Ленин, — что без вмешательства центральной власти к Антонову ни с какого бока не подобраться. Теперь оказалось, что и мужиков надо отворачивать от Антонова чрезвычайными мерами. Хорошо, — успокоившись, обратился он к главкому. — Что же дальше?

— План решительных военных действий против антоновщины в общих чертах готов, Владимир Ильич. Антонов-Овсеенко и местные товарищи одобряют его кое с какими поправками частного характера.

— У вас с собой план?

— Так точно. — Каменев, густо откашлявшись, вынул из объемистого портфеля пачку бумаг. — Вот здесь изложены главные идеи операции. Начать ее можно будет не раньше мая. В этом документе указан состав частей и количество боевого снаряжения, которое придется отправить в Тамбов.

Ленин начал читать бумаги, передавая прочитанное Калинину.

Немцов вошел с крестьянами. Ленин, оторвавшись от бумаг, с любопытством оглядел их, извинился, сказал, что через несколько минут будет свободен, и снова занялся бумагами.

— А нас иногда кормили просто баснями! — рассерженно воскликнул он, прочитав одну из бумаг. — Хорошенькая банда, против которой надо посылать сорокатысячную армию с аэропланами, броневиками, бронепоездами и ставить во главе ее наших лучших командиров.

Калинин рассмеялся. Потом снова углубился в чтение.

Крестьяне оглядывали кабинет, шумно вздыхали. К ним подошел Калинин, поздоровался со всеми. Фрол Петрович, выставив корявую ладонь лопаточкой, потряс руку Калинина и справился:

— Это не ты ли в верхних старостах ходишь?

— Да вот, пришлось.

— Ты уж нас в обиду не дай.

— Как можно!

— Сам-то из каких будешь?

— Из тверских.

— Хозяйство имеешь?

— Да, есть. Летом выезжаю туда, помогаю старикам.

— Вот это дельно. Мать-отца забывать негоже. — Фрол Петрович проникался все большим уважением к этому человеку в простой одежде, в очках, с бородкой, с глазами чисто мужицкими: в них и ума палата и хитрости не занимать стать.

— А скажи-ка, — шепнул он, — не тот ли вот Ленин? — Фрол Петрович показал на главкома Каменева.

— Да нет, дед, — посмеялся Калинин. — Вон тот.

— Росточком невелик, — с сомнением проворчал Фрол Петрович, — а лбище огромадное. Н-да… Председатель всея России, поди, тысячи загребает, а пинжачок так себе, немудрящий.

— И локотки светятся. — Андрей Андреевич покачал головой.

— Какие там тысячи! — отмахнулся Калинин. — Получает жалованье, как и все мы. Хотели ему надбавку сделать, так он того, кто подписал приказ, чуть не запилил. А уж выговор ему закатил — век будет помнить.

— Скажи! Строг оченно, поди? — спросил кто-то из мужиков.

— Это смотря к кому.

Ленин кончил читать бумаги, вернул их Каменеву, попрощался с ним.

— Идите. План будет предметом серьезного обсуждения в Политбюро и в Совнаркоме. Прошу держать меня в курсе всех ваших начинаний. И поменьше победоносных реляций. Читать тошно, да и не буду верить.

Каменев вышел, Ленин подошел к мужикам, вежливо потряс руки.

— Простите, товарищи, задержался.

— Да оно и немудрено, — возразил кто-то из мужиков. — Вся Русь на плечах.

— Ну, не только на моих. Вот что, сперва договоримся: кто старое вспомянет, тому глаз вон.

Мужикам понравилось заявление Ленина, они задвигались, заулыбались. Только Фрол Петрович сидел насупившись. Настороженное и недоверчивое выражение не сходило с его угрюмого лица.

— И еще замечу, — добавил Ленин. — Мы понимаем: вы недовольны, справедливо недовольны и имели для недовольства глубочайшие основания. Так скажите, что вам от нас надо и в чем главное ваше недовольство?

Начал кряжистый, с проседью мужик.

— Скажу, товарищ Ленин. Вот, к примеру, рядом с нами именье князя Лихтенбергского. Три тысячи десятин. Тысячу отдали нам, две — под совхоз. Ладно. И мы понимаем: государству надо свой хлеб для страховки иметь. Но ведь что в совхозе над землей вытворяют? Пашут кое-как, сеют чем попало. Урожаи — курам на смех. Ни себе, выходит, ни нам… Опять же картошку подчистую выгребают, гноят… А продать не смей. Соли, одежки, обувки нету, продразверстка дыхнуть не дает. Ну, зашумели мужики, а тут Антонов объявился. Я, мол, научу вас, как волю и землю добыть… И началось.