Том 2. Приваловские миллионы

Привалов даже обрадовался этому предложению: он чувствовал себя виновным пред старушкой Колпаковой, что до сих пор не навестил ее. Он отправился к ней на другой же день утром. Во дворе колпаковской развалины его встретил старик Полуянов, приветливо улыбнулся и с лукавым подмигиванием сообщил:

— А ведь мое дело на днях вырешится окончательно… Как же! Я уж говорил об этом Павле Ивановне. Вот и бумаги…

На сцену опять появился сверток разноцветных бумажек, бережно перевязанных розовой ленточкой.

Павла Ивановна даже испугалась, когда в передней увидела высокую фигуру Привалова. Старушка как-то разом вся съежилась и торопливо начала обдергивать на себе старенькое ситцевое платье.

— Не узнали, Павла Ивановна?

— Испугалась, Сергей Александрыч… Как ты, голубчик, постарел-то, и лицо-то совсем не твое стало. Уж извини меня, старуху: болтаю, что на ум взбредет.

— А я зашел навестить вас, давно не видал.

— Ох, давно, голубчик.

Старушка засуетилась со своим самоваром, разговаривая с гостем из-за перегородки.

— Вот уж сорочины скоро, как Катю мою застрелили, — заговорила Павла Ивановна, появляясь опять в комнате. — Панихиды по ней служу, да вот собираюсь как-нибудь летом съездить к ней на могилку поплакать… Как жива-то была, сердилась я на нее, а теперь вот жаль! Вспомнишь, и горько сделается, поплачешь. А все-таки я благодарю бога, что он не забыл ее: прибрал от сраму да от позору.

Привалова неприятно поразили эти слова.

— Вы очень строго судите свою дочь, — заметил он.

— Нельзя, голубчик, нельзя… Теперь вон у Бахаревых какое горе из-за моей Кати. А была бы жива, может, еще кому прибавила бы и не такую печаль. Виктор Васильич куда теперь? Ох-хо-хо. Разве этот вот Веревкин выправит его — не выправит… Марья Степановна и глазыньки все выплакала из-за деток-то! У меня одна была Катя — одно и горе мое, а погорюй-ка с каждым-то детищем…

— А Надежда Васильевна где теперь?

Павла Ивановна недоверчиво посмотрела на Привалова прищуренными глазами.

— А разве доктор-то, Борис-то Григорьич, ничего тебе не говорил?

— Я его не видал уже с месяц…

— Надежда Васильевна живет теперь в Узле, уж вторая неделя пошла. Да.

— Как в Узле?

— Да ты в самом деле ничего не знаешь? Приехала она сюда вместе с этим… ну, с мужем, по-нынешнему. Болен он, ну, муж-то этот.

— Лоскутов?

— Ну, он, выходит. У доктора и живут.

— А Марья Степановна знает об этом?

— Знает-то знает, да только слышать ничего не хочет…

Старушка махнула рукой и заплакала. Для чужого горя у нее еще были слезы…

— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.

— Про мою жизнь, Павла Ивановна, кажется, все знают — не секрет… Шила в мешке не утаишь.

— Ох, Сереженька, голубчик, много болтают, да только верить-то не хочется…

Старушка покачала головой и, взглянув на Привалова своими прищуренными глазами, проговорила:

— А ты на меня не рассердишься, голубчик?

— Нет, говорите.

— Не знаю, правду ли болтают: будто ты вином этим стал заниматься и в карты играешь… Брось ты, ради Христа, эту всю пакость!

Привалов улыбнулся.

— Нет, Павла Ивановна, мне так легче… — проговорил он, поднимаясь с места. — Тяжело мне…

— Ох, знаю, знаю… Басурманка твоя все мутит.

— Нет, я на жену не жалуюсь: сам виноват…

Они простились. Расчувствовавшаяся старушка даже перекрестила Привалова, а когда он намекнул ей, зачем собственно приходил, она отрицательно замахала руками и с грустной улыбкой проговорила:

— Нет, ничего мне не нужно, голубчик… Да и какая необходимость у старухи: богу на свечку — и только. Спасибо на добром слове да на том, что не забыл меня. А ты сам-то попомни лучше мое-то слово…

Она здесь, в Узле, — вот о чем думал Привалов, когда возвращался от Павлы Ивановны. А он до сих пор не знал об этом!.. Доктор не показывается и, видимо, избегает встречаться с ним. Ну, это его дело. В Привалове со страшной силой вспыхнуло желание увидать Надежду Васильевну, увидать хотя издали… Узнает она его или нет? Может быть, отвернется, как от пьяницы и картежника, которого даже бог забыл, как выразилась бы Павла Ивановна?

«Умереть…» — мелькнуло в голове Привалова. Да, это было бы хорошо: все расчеты с жизнью покончить разом и разом освободиться от всех тяжелых воспоминаний и неприятностей.