Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

Детство Мари изображено очень хорошо, но далее все неубедительно и неясно. Так, чудесное превращение ее отца, который стал содействовать демократам, — несуразно.

Шенау. Андрей не воплощен, потому что он не родился, Шенау — потому что слишком связан с родом, слишком укоренен. Это — та воплощенность, которая не имеет будущего. Если у Андрея нет будущего, потому что он не родился, то у Шенау — потому что он слишком стар. В этом смысле характерно его положение маркграфа — охранителя границы. Шенау в России очень неудачен: он выдуман, хотя для создания таких фигур материал имеется достаточный.

Щепов. Он потерял свое место, и в нем осталось одно биологическое скопидомство, одно желание — жить. К революции он отнесся скептически, но не враждебно. Он ничего не любит, но ни к чему и не враждебен, потому что ничего не имеет и ничего не может потерять. Щепову нечего противопоставить революции; он задуман как биологический образ. Это — случайный человек.

Лепендин. Он патриот, но патриот своего уезда. Недаром он лишается ног и ползает по земле. Если интеллигенция не воплощена, то Лепендин воплощен до конца, но это воплощенность улитки. Все, что выходит за пределы биологических мотивов, для него не существует. Война остается им не понятой; и как он не понял войну, так не понял и революцию. Лепендин — это земляное начало. Война отняла у него ноги, пригнула к земле, а революция вздернула над землей. Это — воплощение низшего порядка и в историю не вошло. Поэтому история раздавила его: сперва оторвала ноги, потом вздернула кверху.

Отрывок, посвященный Лепендину, самое удачное место романа. Федин сам это увидел и в 26-м году выделил его и издал отдельной книжкой^{359}

.

Алексей Толстой

Алексей Толстой — современник символистов. Он выступил вместе с ними и даже не с первым поколением, а несколько позже. Но новаторства у него мало. Он лежит на границе между старым направлением и новым. Изображает Толстой те же социальные слои, что и старые писатели, главным образом, дворянство, но в новой обстановке. Ту же усадьбу можно изобразить с разных сторон. Тургеневская линия, которая идет от французской флоберовской школы, не умерла, и с ней ближе всего связан Толстой. В этом смысле его можно сравнить с Анри де Ренье. Во Франции рядом с чисто символической прозой была создана промежуточная, смешанная проза, органически соединившая флоберо-мопассановский стиль с символистским. Но, тогда как у Ренье преобладает символическое направление, у Толстого доминирует старая традиция. Так, в «Хромом барине» облик князя, его национально-мистические воззрения, искание Китежа модернизованы эстетизмом, характерным! для «Золотого руна» и «Аполлона», которые возглавляли Вяч. Иванов, Чулков и Ал. Добролюбов. Но вместе с тем у Толстого ярко выступает тургеневский элемент; здесь указывали, главным с>бразом, на «Отцов и детей». Но положение и атмосфера, в которую погружено действие, другие — символистские. Так что в творчестве Алексея Толстого своеобразно объединились две традиции — мопассано-флоберовская и символистская — с преобладанием первой.

«Хромой барин»

В этом произведении фабула определяется героем. Его судьба сказывается на всем происходящем, он создает единство романа. В этом смысле Толстой отлично, мастерски справился с фабулой; роман течет ровно.

Язык у Толстого поразительный. Он единственный современный писатель, который не забыл русский язык. Каждое его слово — это русское слово. Такого чистого русского языка нет ни у Белого, ни у Сологуба^{360}

.

Герой романа князь Краснопольский стремится к воплощению. Внешне он воплощен; Заботкин считает князя идеалом воплощения, так как его привлекает аристократиям князя. Но князь чувствует себя невоплощенным, потому что утратила свое значение его усадьба. А выйти из своего положений, деклассироваться, перестать быть князем Краснопольским и вотчину сдать в наем он не в состоянии.

Как эта тема определяется психологически? У князя нет уверенности, и нет ее, потому что нет внутренних сил. Но для Толстого в князе служит оправданием то, что он аристократ; а аристократию, которая вышла из военного сословия, христианство сделало бессильной. Князь Краснопольский — это не князь Мышкин, хотя и напоминает его. Герой Достоевского не умеет воплотиться, потому что он слишком ангел; про героя Алексея Толстого этого сказать нельзя. Но той воинственности, при которой может сохраниться аристократия, у него нет. Он не отвечает на полученную пощечину, хотя эту пощечину не забывает. Момент несмытого оскорбления характерен для Толстого. Князь понимает, что есть ординарный путь: вызвать оскорбителя на дуэль, но сделать это не может. Он хочет быть аристократом-любовником, отнимающим жену у другого, и убить своего соперника, но в то же время в нем живет христианский юродивый. Ни один из этих путей князю не удается пройти. Он не становится юродивым во Христе, не становится и аристократом.