Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

В первой части замечательно хорош, прямо просится в песню, Алеша, но далее он мельчает. Из эпического героя, который пустил красного петуха, он превращается в типично горьковского героя. Петр с самого начала изображен хуже Алеши, но все же он живой человек, а потом — Фома Гордеев^{370}. Двойственность сказалась и на стиле романа. В первой части разговоры и рассуждения характеризуют лишь самих героев. Здесь нет согласия, несогласия, полемики с автором. И лицо, и дело, и подвиги героев вытекают из их сущности. Горький только любуется ими, стремится к проявлению их лирической и психологической глубины. В следующих частях он уже обогащает героев своими мыслями, которые в большинстве случаев неудачны. Поэтому стиль романа распадается. С уходом Никиты в монастырь появляется другой мир. Горький как бы увидел, что в стиле первой части он выдержать роман не сможет и уже в другой манере доводит его до вожделенного конца.

Тынянов «Кюхля»

«Кюхля» носит тот же характер, что и трилогия Мережковского: это собрание материалов по схеме. Но если у Мережковского серьезные материалы, то у Тынянова и материалы плохие и схема плохая. Тому, кто знаком с архивами и рукописями Пушкина и о Пушкине, видно, как роман Тынянова ничтожен. Что можно создать, если делаешь такую работу наспех. Тынянов не мастер: у него нет ни стиля, ни языка, которые позволили бы сделать художественное произведение. «Кюхля» годится лишь как книга для чтения для школы второй ступени. Лев Толстой, обладавший исключительными способностями и эрудицией, уже стариком изучивший древнееврейский язык, много лет работал над материалом для «Войны и мира». Тынянов же сделал свое произведение в две недели. Будь и семи пядей во лбу, нужно разработать все имеющиеся по данной теме материалы, а это быстрее, чем в определенный срок, сделать нельзя. Поэтому «Кюхля» совершенно ничтожен, не пригоден даже для школы. Для первой ступени он не понятен, для второй — слишком несерьезен. Алексей Толстой понимал, как трудно справиться с задачей изображения исторических лиц, и потому показал их только мельком. Его Николай II не говорит, а лишь жестикулирует. Толстой лично знал царя, но понимал, сколько материалов нужно изучить, чтобы ввести историческое лицо в роман. Тынянов же все сделал наспех; поэтому его герои вообще на людей не похожи.

Зощенко

Основной жанр Зощенко — маленький юмористический рассказ, где используется анекдот из современной жизни, но подметить его комизма он не смог. Стиль анекдота мы находим и у Гоголя. Но Гоголь умел увидеть глубокий комизм во всех явлениях жизни. Зощенко умеет только одно — придираться к современному словарю. В конце концов у него все сводится к смеси жаргонов, неудачной и неуместной карикатуре. У Гоголя комизм не только русской жизни, но и мира; у Зощенко — несуразное передразнивание. Юмор у него — чисто языковой и очень поверхностный. Что касается идей, то они взяты из газет. В этом смысле Аверченко выше Зощенко. Аверченко продолжил традицию Чехонте, которую, в свою очередь, продолжил Сатирикон. Последний на этом пути — Зощенко. Но он очень ослаблен: у него меньше таланта и меньше опыта.

Проблемы комического

Бытовую мотивировку комического мы находим у Островского и у Чехова. Они создавали бытовые типы, которые смешны. Но комического характера, который параллельно соответствовал бы трагическому характеру, у них нет. Так, в комедии «Свои люди — сочтемся» есть тип купца-самодура. Но в основе — это отнюдь не комический персонаж, его называли даже русским королем Лиром^{371}. В этом образе мы находим основы для русского трагического характера. И в пьесе «Бедность не порок» заложены черты для трагедии. Так что там, где у Островского характер, — это драма, комичны у него положения. Зачатки комического, но не в плане юмора, а сатиры, мы находим у Салтыкова-Щедрина.

Комический характер — это то, что остается за вычетом быта, за вычетом положения; это человек, который смешон своими чертами. Первое требование к комическому характеру — отсутствие разрыва между характером и судьбой: этот человек сделан для этой судьбы и наоборот. Для этого нужно, чтобы фабула не содержала ничего случайного. Так, у Гоголя, хотя у него есть бытовая окраска, быт с самого начала этически углублен. Слияние фабулы с судьбой у него происходит полностью. В том-то и сила Гоголя, что у него нет роковых случайностей, случайного стечения обстоятельств, которые практикуются в комедии интриг. Все бытие Хлестакова комично, самая постановка его души комична. Слова Хлестакова определяют и судьбу его и характер^{372}.