Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

Вяч. Иванов — не единственный сквозной персонаж условного второго раздела ЗМ, но частота и существенность присутствия Вяч. Иванова как поэта в других темах раздела позволяет говорить о том, что он в определенном смысле еще и главный герой всего нового раздела (см. ниже такие разные темы, как «Кузмин», «Футуризм», «Есенин»); только отчасти претендует на это Андрей Белый как прозаик. Однако фраза «он же был и учителем» — только о Вяч. Иванове. В Беседах о Иванове-поэте Бахтин, уже семидесятисемилетний, говорит: «до сих пор я его очень люблю» (с. 106); почти так же сказано в Беседах только еще об Анненском: «очень любил Анненского и до сих пор его люблю» (с. 98). При этом тон всего того, что говорит М.М.Б. о Вяч. Иванове в Беседах, чрезвычайно близок к тону молодого Бахтина-лектора, бережно сохраненному юной Р.М.М. (см. с. 267–268 Бесед, где Бахтин читает стихи Вяч. Иванова из цикла «Песни из Лабиринта», восхищенно их комментируя; там же — фраза: «Но нужно сказать, просто как-то не понимают Вячеслава Иванова»).

Как поэт, как лирик Вяч. Иванов дважды упомянут в первой главе АГ (ЛКС, 16 и 18); ряды, в которых упомянут там Вяч. Иванов, — предельно авторитетны: на с. 16 — «(Данте, Петрарка, Новалис, Жуковский, Соловьев, Иванов и др.)», на с. 18 — «(«Vita nuova», отчасти Сонеты Петрарки, в новое время к этому приближаются Вяч. Иванов, «Stundenbuch» Рильке)». Именно в подобном авторитетном ряду «с Данте, Петраркой и Новалисом» упомянут Вяч. Иванов и в записи лекции во фрагменте «Феофил и Мария» (с. 327). Позднее упоминание Вяч. Иванова, поразительное в своей спокойной, полной достоинства беззащитности — в рукописи методической статьи Бахтина-учителя «Вопросы стилистики на уроках русского языка», писавшейся весной-летом 1945 г. в Савелове (т. 5, 147). В других случаях в известных нам произведениях Бахтина речь идет о Вяч. Иванове — теоретике и мыслителе.

Содержащиеся в третьем абзаце записи («В символизме Вяч. Иванова усматривается два пути…») упоминания Брюсова и Бальмонта как пошедших по первому пути и Андрея Белого, Сологуба и Вяч. Иванова как пошедших по второму пути, отсутствие в этих двух рядах Александра Блока и других русских символистов — все это и важная информация, и дополнительное подтверждение того, что первые шесть тем условного нового раздела курса, начиная с темы «"Парнас"…», идут в ЗМ, как уже было сказано выше, подряд в соответствии с последовательностью соответствующих лекций. Как таковой, в сумме, как минимум, всех шести тем, весь этот текст и должен, видимо, печататься в дальнейшем: вычленения тем еще более отдаляют текст каждой из них от первоисточника.

Тема «Вяч. Иванов» печатается полностью, т. е. с восстановлением небольших фрагментов, не вошедших в первую ее публикацию в ЭСТ. Текст выверен по рукописи, однако по сравнению с рукописью внесены изменения в графическое оформление внутренних заголовков темы и переставлены два фрагмента темы. Графическое оформление внутренних заголовков приведено в большее соответствие с принципом последовательных соподчинений заголовков внутри книг Вяч. Иванова (о внутренних заголовках в ЗМ см. с. 576); о композиционных изменениях (о перестановке двух фрагментов) см. примеч. 144 и 145. Расположение заголовков фрагментов в начале строки, когда речь идет об отдельных стихотворениях, и посередине строки, когда речь идет о названиях циклов и книг, соответствует их расположению в рукописи ЗМ (в ЭСТ сдельно иначе: все заголовки одинаково сдвинуты к началу и текст одинаково дан в подбор). Предположительно, лекций о Вяч. Иванове было не меньше двух.

Примечания 128–143 принадлежат С. С. Аверинцеву, впервые были опубликованы в ЭСТ (с. 413–415).

Белый

Тема «Белый» обращает внимание подчеркнутой абсолютностью содержащихся в ней характеристик и оценок: в начале текста — всё, всё, буквально всё; в конце текста — на всех (!) влияет, над всеми (!) как рок висит, и уйти от этого никто (!) не может. Это тем более интересно и важно для понимания принципов подхода М.М.Б. к анализируемым им художественным произведениям и их авторам, что сам Андрей Белый, в отличие от Вяч. Иванова и ряда их современников, не вызывает и, похоже, не вызывал у Бахтина сколько-нибудь выраженной симпатии, о чем свидетельствуют и высказывания его о Белом в Беседах, и то, главным образом, что ни спонтанно, ни сознательно остановиться, задержаться, когда заходит с В. Д. Дувакиным речь о Белом, у М.М.Б. желания не возникает. Так что абсолютные характеристики относятся только и исключительно к Белому-художнику и, прежде всего, прозаику: уже в АГ он дважды упоминается в ряду с Достоевским (ЭСТ, 150,176), в этих лекциях (в 1926 г.) — также в контексте большой русской прозы Гоголя, Толстого и, прежде всего, Достоевского. Для сопоставления: в МФЯ прозу Белого и тех современных писателей, которые находятся под его влиянием, автор соотносит с прозой Достоевского первого и второго периода (см. МФЯ, часть третья, глава третья; в изд. 1930 г. — с. 132). В ФМ и в ПСМФ Белый упоминается как теоретик.

Анненский