Том 2. Произведения 1938–1941

Название «Где. Когда» условно. Введенским озаглавлены соответственно обе части произведения. Заглавия эти, по первому слову каждой части имеют, несомненно, концептуальное значение Zeitraum'а, оцененного sub specie mortis.

— Где он стоял опершись на статую. — Подобные незавершенные предложения, начинающиеся словом «где», определяют структуру «Зверинца» Хлебникова; подобные же структуры, начинающиеся с «где», перешли из черновиков 2-ой строфы Элегии. (№ 31) в текст 3-ей. образуя анаколуф. О грамматических эллипсах у Введенского см. примеч. к № 30 (карт. 7). В «Где. Когда» грамматическая эллиптичность (другие примеры ниже) приобретает концептуальное значение в связи с категориями умолчания, воздержания (см. ниже).

— Он сам обращался в статую. — Наряду с мотивом превращения, трансформации у Введенского (трансформации в поэме Кругом возможно Бог

, № 19, С. 140 и примеч.; в Куприянове и Наташе, № 20; превращение предмета в Госте на коне, № 22, см. примеч.; превращение отца в детскую косточку в пьесе Потец, № 28, а во фрагменте № 39 солдата Аз Буки Веди в отца и др.) отметим фольклорный мотив окаменения (см. ниже: он цепенеет… леденеет… каменеет), превращения в столб, статую и т. п. (Лотова жена, Ниобея) — ТЬ. Mot. D. 231.

— Прощайте тёмные деревья… — Ср. подобное же прощание в шестом Разговоре

(№ 29.6), где герой прощается, в частности, с воздухом. Прослеживаются также и фольклорные мотивы, — ср. цитируемую Н. С. Друскиным во вступительном примечании прощальную молитву скопцов, а также прощание Адольфа, непокорного сына, с миром перед казнью в любимом Введенским «Царе Максимилиане» А. Ремизова (Пб., 1920. С. 49).

— Прощайте тёмные деревья, Прощайте скалы полевые… — Реминисценция стихотворения Пушкина «Простите, верные дубравы! / Прости, беспечный мир полей…» (1817).

— …куда-нибудь когда-нибудь уезжать. — Роль неопределенно-отрицательных, местоименных, адвербиальных и других подобных конструкций в этом тексте с его установкой на умолчание, воздержание чрезвычайно велика. Ср. ниже: как он бывало или небывало выходил на реку… он прикидывает в уме, что было бы если бы он увидал и море… обдумали, что могли… Что же он сообщает… Ничего… Что же он возражает… Ничего… небольшое количество последней радости… Имело ли это море слабый вид орла. — Нет оно его не имело… не то дикари не то нет… дикари, а может и не дикари… и т. п.

— …скалы полевые… — В связи с вопросом о «звезде бессмыслицы» в этом произведении (см. соображения Я. С. Друскина по поводу Элегии — примеч. к № 31) заметим, что о нем достаточно широко представлены всевозможные модели семантически затрудненных сочетаний — от необычных полевых скал (ср. «камни полевые», — Иов, 5, 23) до глагольных конструкций, описывающих голод с бабочками, мучение

(героем) туч или объятие им тропы и т. п. Все они характеризуются, может быть, каким-то своеобразным оттенком непредсказуемости, недетерминированности в большей степени, чем подобные модели в его предшествующих произведениях.

— …концы трав, — Ср. в контексте обоих фрагментов вершины трав в Сутках (№ 27).

— …бежит судьба, бежит беда.

 — В том же 1941 г. Д. Хармс пометил в принадлежавшей ему небольшой книге «Искатель непрестанной молитвы», составленной из выдержек из «Добротолюбия» фразу, которая стала ключевой для последнего года его жизни: «зажечь беду вокруг себя».

— …дубов распугивал толпу, / дубов гробовый видел дом… Сочетание дубы — гробы появляется в Очевидце и крысе (№ 24), в эсхатологическом контексте — в поэме Кругом возможно Бог (№ 19, с. 151). Мотив дубов, дерева сакрального par excellence, с его фольклорно-мифологической семантикой «главного дерева», семантикой, связанной с бессмертием и т. п., играет существенную роль в поэтическом универсуме Введенского (ср. дорогу, обсаженную дубовыми деревьями в Последнем Разговоре).

— Как сладко было мне входить / в тебя, и снова выходить. / …в себя, и снова выходить… — Очевидно, парафраз известнейшего фрагмента Гераклита. Ср. также, в связи с вопросом тождества, примеч. к №№ 10 и 14 и вступит. примеч. к №№ 23 и 19.10.