Том 2. Республика Шкид. Рассказы для маленьких

Отдать фунт хлеба за мытье пола Купцу не улыбается, но желание поскорее попасть в отпуск побеждает.

Купец за фунт хлеба желает получить максимум удовольствия. Здоровенный щелчок по лбу Кубышки:

– Получи в придачу.

Янкель и Пантелеев бесятся.

– Да как же это?.. Ведь в отпуск… А лотерея-аллегри?

Джапаридзе – председатель лотерейной компании – решается:

– Черт с вами!.. Хряйте… Мы с Японцем осилим. Верно?

– Верно!

Лица Пантелеева и Янкеля расцветают.

– Лафа.

По лестнице наверх. В спальне забирают одеяла, постельное белье – и в гардеробную. У гардеробной хвост. Шкидцы, идущие в отпуск, пришли сдать казенное белье и получить пальто и шапки.

– В очередь! В очередь! Куда прете?

– Пошел ты!..

Физическая сила и авторитет старшеклассников берут верх – улиганштадтцы без очереди входят в гардеробную.

Там властвуют Лимкор и Горбушка – гардеробный староста.

– Прими, Горбушенция.

Горбушка преисполнен достоинства.

– Подожди.

Белье сдано, получены пальто и ситцевые шапки, похожие на красноармейские шлемы.

– В халдейскую!

В канцелярии Алникпоп, дежурный халдей, взгромоздив на нос пенсне, важно восседает на инвалидном венском стуле.

– Дядя Саша, в отпуск идем. Напишите билеты.

Халдей внимательно просматривает «Летопись». Янкель и Пантелеев – во втором разряде, пользуются правом отпуска. Он достает из стола бланк и пишет:

«Сим удостоверяется, что воспитанник IV отд. школы СИВ им. Достоевского отпущен в отпуск до понедельника 20 октября сего года».

Формальности окончены, долг гражданина республики исполнен.

– Дежурный, ключ!

И на улицу.

* * *

А Шкида начинает мыться.

Хитроумный Кубышка получил фунт хлеба, а полов не моет. Он поймал первоклассника Кузю.

– Вымой пол.

– Что дашь?

– Хлеба дам.

– Сколько?

– Четвертку.

Молчаливый кивок Кузи завершает сделку. Кубышка идет в класс, усаживается на Янкелеву парту и вынимает из нее недоступные обычно выпуски «Ната Пинкертона» и «Антона Кречета». Он заработал три четверти фунта хлеба и может отдохнуть.

Японец и Дзе, не обладая излишками хлеба, принуждены честно выполнить геройски принятую на себя обязанность.

Идут на кухню. Ведра и тряпки предусмотрительно расхватаны, приходится ждать, пока кто-нибудь кончит мытье.

Получив наконец ведра и наполнив их крутым кипятком, товарищи поднимаются наверх.

Там Аннушка, старшая уборщица, командует и распределяет участки для мытья.

– Вымойте Белый зал, – говорит она.

Еонин и Джапаридзе спускаются вниз и проходят в Белый зал.

Зал большой, – страшно браться за него. По положению надо мыть тщательно, промывать два раза и вытирать паркетные плиты насухо, чтобы не было блеска.

Но улигане, оставшись вдвоем, решают дело иначе.

– Начинай!

Японец берет ведро, нагибает его и бежит по залу. Вода разливается ровными полосками. За Японцем на четвереньках бежит Дзе и растирает воду. Через пять минут паркетный пол темнеет и принимает вид вымытого.

– Готово.

Товарищи усаживаются к окну. Джапаридзе закуривает и, затягиваясь, осторожно пускает дым по стене.

Просидев срок, который нужен для хорошего мытья, идут в канцелярию.

– Дядя Саша, примите зал.

Сашкец идет в зал, близоруко, мельком осматривает пол и возвращается в «халдейскую».

Японец и Дзе идут в класс, растопляют печку и, греясь у яркого огня, болтают о лотерее-аллегри и ждут понедельника.

* * *

В сумраке октябрьского утра Ленька Пантелеев бежал из отпуска в Шкиду. Обутые в рваные «американские» ботинки ноги захлебывались грязью, хлопали по лужам, стучали на неровных плитах тротуаров.

На улицах закипала дневная жизнь, открывались витрины магазинов, и из лавок «Продукты питания» вырывался на улицу запах теплого ситного, кофе и еще чего-то неуловимого, вкусного.

Ленька бежал по улице, боясь опоздать в Шкиду. У Покровки в витрине ювелирного магазина попались часы. Ленька взглянул и похолодел. Пять минут одиннадцатого, а в Шкиду надо было поспеть к первому уроку, к десяти.

Он прибавил ходу и крепче сжал объемистый узел, наполненный вещами, предназначенными для лотереи-аллегри.

Были в нем: «Пошехонская старина» Салтыкова, ржавые коньки, гипсовый бюст Льва Толстого, ломаный будильник, зажигалка и масса безделушек, которые Ленька частью выпросил, частью стянул у сестренки.

– Начались уроки? – спросил Пантелеев, когда ему, запыхавшемуся и усталому, кухонный староста Цыган открыл дверь.

– Начались. – ответил Цыган.

– Давно?

– С полчаса.

«Влип, – подумал Пантелеев. – Какой еще урок, неизвестно… Если Сашкец или Витя, то гибель – пятый разряд!»

Боясь попасться на глаза Викниксору или Эланлюм, он, крадучись, пробрался к классу, прильнул ухом к замочной скважине и прислушался. Сердце его радостно запрыгало. Через дверную щель глухо доносились отрывистые реплики:

– Карамзин… Тысяча восемьсот третий год… Наталья, боярская дочь…

Ленька приоткрыл дверь и спросил:

– Можно?

– Пожалуйста, – ответил Асси, – войдите.

Он был единственный халдей, который называл шкидцев на «вы». Ленька вошел в класс. При виде его, несущего узел, класс загромыхал.

– Ай да налетчик!

– Браво!

– Ура!