Том 2. Республика Шкид

Эланлюм смотрит на часы — четверть одиннадцатого. Она решает еще раз обойти здание, заходит в четвертый класс и застревает в дверях.

Весь класс сидит на партах. Вид у ребят заговорщицкий.

При входе немки все вскакивают и замирают, потом к ней подходит Еонин и с не свойственной ему робостью говорит:

— Элла Андреевна, сегодня мы справляем юбилей — выход двадцать пятого номера «Зеркала». Элла Андреевна, мы бы хотели отпраздновать это важное для нас событие устройством маленького банкета и поэтому всем классом просим вас разрешить нам остаться здесь до двенадцати часов. Мы обещаем вам вести себя тихо. Можно?

Глаза всего класса впились в воспитательницу.

Немка растрогана.

— Хорошо, сидите, но чтобы было тихо.

Она уходит. В классе начинаются приготовления. Выдвинут на середину круглый стол, уставленный скромными яствами, средства на которые собирались всем классом в течение двух недель. Мамочка ставит на стол чайник с кипятком и, расставив кружки, развязным голосом говорит:

— Прошу к столу.

Ребята чинно рассаживаются за столом. Янкель пробует сказать речь:

— Братишки, итак, вышел двадцать пятый номер нашего «Зеркала»…

Он хочет продолжать, но не находит слов. Да и без слов все ясно. Он достает из парты комплект «Зеркала» и раскладывает его по партам. Двадцать пять номеров пестрой лентой раскинулись на черном крашеном дереве, двадцать пять номеров — двадцать пять недель усиленного труда, — это лучше всяких слов говорит об успехе редакции.

Класс с уважением смотрит на газету, класс разглядывает старые номера, как какую-нибудь музейную реликвию. Только Купец не интересуется «Зеркалом»; забравшись в угол, он расправляется с колбасой. Он тоже взволнован, но не газетой, а шамовкой.

Потом ребята вновь усаживаются за стол, пьют чай, хрустят галетами, едят бутерброды с маслом и колбасой.

В классе жарко.

Поставленная на время холодов чугунка топится с утра дровами, наворованными у дворника. От чая и от жары все размякли и, лениво развалившись, сидят, не зная, о чем говорить.

Третьеклассник Бобер, случайно затесавшийся на банкет, начинает тихо мурлыкать «Яблочко»:

Эх, яблочко на подоконничке,В Петрограде появилися покойнички.

Но «Яблочко» — не очень подходящая к случаю песня. Ребятам хочется спеть что-нибудь более торжественное, величавое, и вот Янкель затягивает школьный гимн:

Мы из разных школ пришли,Чтобы здесь учиться,Братья, дружною семьейБудем же труди-и-ться.

Ребята подхватывают:

Бросим прежнее житье,Позабудем, что прошло.Смело к но-о-вой жизни!

Смело к но-о-овой жизни!

Один Купец не поет. Он считает, что греться у буржуйки гораздо приятнее. Улыбаясь широкой улыбкой, он сидит около пузатой железной печки, помешивая кочергой догорающие угли и головешки.

— Мамочка, сходи посмотри, который час, — говорит Янкель.

Но в эту минуту дверь отворяется и входит Эланлюм.

— Пора спать, ребята. Уже половина первого.

Никто не возражает ей. Шкидцы вскакивают. Бесшумно расставляются по местам столы, табуретки и стулья, убираются остатки юбилейного ужина, складывается на железный поднос посуда. Янкель бережно и любовно укладывает в свою парту виновника торжества — комплект «Зеркала» — и вместе с другими на цыпочках идет к выходу.

В дверях его останавливает Эланлюм. Кивком головы она показывает на чугунку.

Янкель возвращается. Наспех поковыряв кочергой и видя, что головешек нет, он закрывает трубу.

Выходя из класса, он замечает, что на полу у самой стены прижался крохотный уголек, случайно выскочивший из чугунки. Надо бы подобрать или затоптать его, но возвращаться Янкелю лень.

«Авось ничего не случится. Погаснет скоро», — мысленно решает он и выходит из класса.

В спальне тихо. Все спят. Воздух уже достаточно нагрелся и погустел от дыхания, но почему-то теплая густота делает спальню уютней. Пахнет жильем.

Слабо мерцает угольная лампочка, свесившаяся с потолка, настолько слабо, что через запушенные инеем окна виден свет уличного фонаря, пробивающийся в комнату и освещающий ее.

В спальне тихо.

Изредка кто-нибудь из ребят, самый беспокойный, увидев что-то страшное во сне, слабо вскрикнет и заворочается испуганно на кровати. Потом вскинет голову, сядет, увидит, что он не в клетке с тиграми, не на уроке математики и не на краю пропасти, а в родной шкидской спальне, и вновь успокоится.

И в комнате опять тихо.

* * *

Янкель проснулся, перевернулся на другой бок, зевнул и огляделся. Было еще темно. Все спали, так же бледно светила лампочка, но фонарь за окном уже не горел.

«Часа три — четыре», — подумал Янкель и собирался уже опять уткнуться в подушку, как вдруг его внимание приковало маленькое сизое облачко вокруг лампочки.

«Что за черт, кто бы мог курить в спальне», — невольно мелькнуло в голове.

Но думать не хотелось, хотелось спать. Он опять укрылся с головой одеялом и притих.