Том 2. Республика Шкид

Однако и эта, сильная в обычные дни, угроза на этот раз не действует. Урок тянется нудно и вяло. Ученики отвечают невпопад или вовсе не отвечают. После звонка Сашкец в канцелярии жалуется:

— Невозможно работать. Эти журналы всю дисциплину срывают!

А в классе кавардак.

В одном конце Японец ругается с Цыганом за право обладания художником Янкелем. Янкель должен нарисовать картину Японцу для «Вперед», то же самое просит сделать и Цыган, который выпускает «Альманах лучших произведений Шкиды».

В другом углу слышен визг поэта Финкельштейна. Это Купец собирает материал для своего «Пулемета».

— Дашь стишки? — рычит он. — Дашь или нет?

— Нету у меня стихов, — защищается Костя.

— Врешь, есть! Не дашь, буду мучить, Костенька!

— Не надо, Купа. Больно.

— А дашь стихи?

— Дам, дам…

— Ну то-то.

Купец, удовлетворенный, отпускает Финкельштейна и наседает на Янкеля.

— Дашь рассказ или нет?

Опять писк:

— Занят!

— Дашь или нет?

— Дам!

Купца бросили все сотрудники, вот он и придумал этот простой способ выжимания материала.

У окошка, зарывшись в «Красную газету», сидит Пантелеев. Он мучится, он хочет сделать свой «Вестник техники» настоящим журналом. Для этого все налицо, но нет объявлений, а для объявлений он оставил обложку. Ленька уже обегал все журналы, собрал несколько объявлений, но этого мало, остаются еще два уголка.

— Эх! — сокрушенно вздыхает он. — Тут бы петитом или нонпарелью парочку штучек пустить — и ладно.

Вдруг он находит материал в «Красной газете» и мгновение спустя уже выводит: «Требуются пишмашинистки в правление АРА…»

В эту минуту в класс врывается маленький Кузя из первого отделения и прямо направляется к Янкелю.

— Ну? — вопросительно смотрит тот, отрываясь от рисования.

Кузя возбужденно говорит:

— Согласен!

— Идет, — коротко отвечает Черных. Оба летят в первое отделение. Там кучка любопытных уже дожидается их.

— Значит, как уговорились, — говорит Янкель. — Поэму на шестьдесят строк я вам напишу сейчас, а нож перочинный вы мне отдаете по сдаче материала. Идет?

— Идет, идет, — соглашаются малыши.

Янкель садится и с места в карьер начинает писать поэму для «Мухомора».

Писать я начинаю,В башке бедлам и шум.Писать о чем — не знаю,Но все же напишу…

Перо бегает по бумаге, и строчки появляются одна за другой.

Первоклассники довольны, что и у них сотрудничают видные силы. Правда, поэма стоила перочинного ножа, который перешел в виде гонорара в карман Янкеля, но видное имя что-нибудь да значит для журнала!

Через полчаса Янкель уже выполнил задание. Поэма в шестьдесят строк сдана редактору, а именитый литератор мчится дорисовывать рисунок.

Тихо в школе, никто не бегает в залах, никто не катается на дверях и перилах, никто не дерется, все заняты делом.

* * *

Три месяца школа горела одним стремлением — выпускать, выпускать и выпускать журналы. Три месяца изо дня в день исписывались чистые листы бумаги четкими шрифтами, письменной прописью и безграмотными каракулями.

У каждого журнала свое лицо.

Один редактор помещает рассказ в таком стиле:

МЕДВЕДЬ

Рассказ

Была холодная ночь. Вокруг свистала вьюга. Красноармеец Иван Захаров стоял на посту. Было холодно. Вдруг перед Иваном набежал медведь — и прямо к нему. Иван хотел убежать, но он вспомнил о врагах, которые могут сжечь склады с патронами. Он остался. Медведь подбежал близко, но Иван вынул спички и стал зажигать их, а медведь испугался и стоял, боясь подойти к огню. А утром медведь убежал, а Иван спас склады.

Рассказ написал Кузьмин.

А другой редактор и поэт пишет так:

Я смотрю на мимозы,Я вздыхаю душистые розы,Взор очей мой тупеет,Предо мной все темно,Солнце греет,Природу ласкает.Как люблю я тебя

С твоим взором.

У третьего редактора совсем другие настроения:

Грянь, набат громозвонный,Грянь сильней.Слушай, люд миллионный,Песню дней.Крепче стой, пролетарскийФабрик край,Потрудись ты, бунтарский,В Первый май.Пусть звенит и гремитМолот твой.Праздник Май гимн творитТрудовой.