Том 2. Роковые яйца

— Гм... Слетайте на Варварку в Наркомвнуторг.

Поджилкин полетел на трамвае № 6. Прилетел.

— Вот... ядрица... упустить боюсь... два двадцать, понимаете... а цена розничная установлена... понимаете... тоже два двадцать... Понимаете...

— Ну?

— Повысить разрешите.

— Ишь ловкач. Нельзя.

— Отчего?

— Оттого что оттого.

— Что же мне делать? — спросил Поджилкин и полез в карман.

— Нет, вы это бросьте. Вон плакат — «Просят не плакать».

— Как же не плакать?..

— Идите в Ме-Се-Пе-О.

Поджилкин поехал обратно на 4 номере.

— Опять вы?

— Дык к вам послали...

— Ишь умники. Иди обратно...

— Обратно?

— Вот именно.

Поджилкин вышел. Постоял, потом плюнул. И подошел милиционер.

— Три рубля.

— За что?

— Мимо урны не плюй.

Заплатил Поджилкин три рубля и пошел к себе в кооператив. Взял картонку и на ней нарисовал:

«Крупы нет!»

Подходили рабочие к картонке и ругали Поджилкина, а рядом частный торговец торговал крупой по 4 рубля. Так-то-с.

«Гудок». 1 октября 1924 г.

Библифетчик

На одной из станций библиотекарь в вагоне-читальне в то же время и буфетчик при уголке Ильича.

Из письма рабкора

— Пожалте! Вон столик свободный. Сейчас обтиру. Вам пивка или книжку?

— Вася, библифетчик спрашивает, чего нам... Книжку или пивка?

— Мне... ти...титрадку и бутирброд.

— Тетрадок не держим.

— Ах вы... вотр маман... трах-тарарах...

— Неприличными словами просють не выражаться.

— Я выра... вы...ражаю протест!

— Сооруди нам, милый, полдюжинки!

— «Азбука», сочинение товарища Бухарина, имеется?

— Совершенно свежий, только что получен. Герасим Иванович! Бухарин — один раз! И полдюжины светлого!

— Воблочку с икрой.

— Вам воблочку?

— Нам чиво-нибудь почитать.

— Чего прикажете?

— Ну, хоша бы Гоголя.

— Вам домой? Нельзя-с. На вынос книжки не отпускаем. Кушайте, то бишь читайте, здеся.

— Я заказывал шницель. Долго я буду ждать?!

— Чичас. Замучился. За «Эрфуртской программой» в погреб побежали.

— Наше вам!

— Урра! С утра здеся. Читаем за ваше здоровье!

— То-то я и смотрю, что вы лыка не вяжете. Чем это так надрались?

— Критиком Белинским.

— За критика!

— Здоровье нашего председателя уголка! Позвольте нам два экземпляра мартовского.

— Нет! Эй! Ветчинки сюда. А моему мальцу что-нибудь комсомольское для развития.

— Историю движения могу предложить.

— Ну, давай движение. Пущай ребенок читает.

— Я из писателей более всего Трехгорного обожаю.

— Известный человек. На каждой стене, на бутылке опять же напечатан.

— Порхает наш Герасим Иванович, как орел.

— Благодетель! Каждого ублаготвори, каждому подай...

— Ангел!

— Герасим Иванович, от группы читателей шлем наше «ура».

— Некогда, братцы... Пе... тоись читайте, на здоровье.

— Умрешь! Па...ха...ронють, как не жил на свети...

— Сгинешь... не восстанешь... к ви... к ви...селью друзей!

— Налей... налей!..

«Гудок». 7 октября 1924 г.

По голому делу. Письмо

«Все было тихо, все очень хорошо, и вдруг пущен был слух по нашей уважаемой станции Гудермес С.-К. ж. д., что якобы с поездом № 12 в 18 часов приедут из Москвы все голые члены общества «Долой стыд».

Интерес получился чрезвычайных размеров, в том числе женщины говорили:

— Это безобразие!

Но, однако, все пришли смотреть.

А другие говорили:

— Будем их бить!

Одним словом, к поезду вышел весь Гудермес в общем и целом.

Ну, и получилось разочарование, потому что поезд приехал одетый с иголочки, за исключением кочегара, но и то только до пояса. Но голого кочегара мы уже видали, потому что ему сажа вроде прозодежды.

Таким образом, все разошлись смеясь.

Но нам интересно, как обстоит дело с обществом и как понять ихние поступки в Москве?»

Письмо т. Пивня.

Переписал М. Булгаков.

Ответ Булгакова:

«Тов. Пивень! Сообщите гудермесцам, что поступки голых надо понимать как глупые поступки.

Действительно, в Москве двое голых вошли в трамвай, но доехали только до ближайшего отделения милиции.

А теперь «общество» ликвидировалось по двум причинам: во-первых, милиция терпеть не может голых, а во-вторых, начинается мороз.

Так что никого не ждите: голые не приедут».

Ваш М. Б.

«Гудок». 11 октября 1924 г.

Проглоченный поезд. Рассказ рабочего

Если какой-нибудь администратор — ретивый и напористый, то он может так пакость учинить, что ее никакими ковшами не расхлебаешь.

Ничего не подозревая, пришли мы в свои муромские мастерские и заметили на стенах объявление, которое гласит: