Том 2. Стихотворения и поэмы 1904-1908

Чулков и я стрелой амураИстыканы со всех концов,Но сладким ядом каламбураНе проведет меня Чулков.

1907–1908

«Чулков „Одною ночью“ занят…»

Чулков «Одною ночью» занят,Я «Белой ночью» занялся, —Ведь ругань Белого не ранитТого, кто всё равно спился…

Май 1908

Шуточные стихи, написанные при участии А. Блока

«Скользкая жаба-змея, с мутно-ласковым взглядом…»

Скользкая жаба-змея, с мутно-ласковым взглядом,В перьях зеленых ко мне приползла, увилась и впилась.Жабы той стан я обвил, сел с ней под липою рядом,Выдернул перья в пучок, жаба в любви мне клялась:«Милый, ты нравишься мне: как попик болотный, ты сладок,Блока задумчивей ты, голосом — сущий Кузмин!»Блоку досталось как раз разрешение этих загадок.Горько он плачет над ними, не может решить их один.

Осень 1906

«Близятся выборы в Думу…»

Близятся выборы в Думу:Граждане, к урнам спешите.

Ловите, ловите коварную пуму,Ловите, ловите, ловите, ловите!Где дворники ходят, как лютые тигры,Где городовые ведут вас в участок,Где пристав свирепый ведет свои игры,Разит вас глубоко его глаз ток.

Осень 1906

«Для исполнения программы…»

Для исполнения программыЯ заручусь согласьем сил.А для меня, как модной дамы,Всякий стих уж будет мил;

Так смотрите, не забудьте,Напишите что-нибудь!Оросив слезами грудь,Музу петь свою принудьте.

Осень 1906

«Мы пойдем на Зобеиду…»

Мы пойдем на «Зобеиду», —Верно дрянь, верно дрянь.Но уйдем мы без обиды,Словно лань, словно лань.Мы поедем в СестрорецкийВчетвером, вчетвером.Если будет Городецкий —

Вшестером, вшестером.

10 февраля 1907

Приложения

Вместо предисловия <к сборнику «Нечаянная радость»>

Нечаянная Радость — это мой образ грядущего мира. В семи отделах я раскрываю семь стран души моей книги.

Пробудившаяся земля выводит на лесные опушки маленьких мохнатых существ. Они умеют только кричать «прощай» зиме, кувыркаться и дразнить прохожих. Я привязался к ним только за то, что они — добродушные и бессловесные твари, — привязанностью молчаливой, ушедшей В себя души, для которой мир — балаган, позорище.

Она осталась бы такою, если бы не тревожили людские обители — города. Там, в магическом вихре и свете, страшные и прекрасные видения жизни: Ночи — снежные королевы — влачат свои шлейфы в брызгах звезд. На буйных улицах падают мертвые, и чудодейственно-терпкий напиток, красное вино, оглушает, чтобы уши не слышали убийства, ослепляет, чтобы очи не видели смерти.

И молчаливая девушка за узким окном всю ночь ткет мне мой Перстень-Страданье; ее работа рождает во мне тихие песни отчаянья, песни Покорности.

Но над миром, где всегда дуст ветер, где ничего не различить сквозь слезы, которыми он застилает глаза, — Осень встает, высокая и широкая. Раскидывается над топью болот и золотою короной лесов упирается в синее небо. Тогда понятно, как высоко небо, как широка земля, как глубоки моря и как свободна душа. Нечаянная Радость близка. Она смотрит в глаза мне очами синими, бездонными и незнакомыми, как очи королевны Ночной Фиалки, которая молчит и прядет. И я смотрю на нее, но вижу ее как бы во сне. Между нами нет ничего неразгаданного, но мы все еще незнакомы друг другу.

Мир, окружающий меня, также смотрит в еще незнакомые очи Нечаянной Радости. И Она смотрит в очи ему. Но они уже знают о скорой встрече — лицом к лицу.

Слышно, как вскипают моря и воют корабельные сирены. Все мы потечем на мол, где зажглись сигнальные огни. Новой Радостью загорятся сердца народов, когда за узким мысом появятся большие корабли.

Александр Блок

Август 1906

С. Шахматове, Моск<овской> губ.