Том 2. Тем, кто на том берегу реки

Роман густо населен, в нем немало ярких персонажей. Но достоинство романа не в индивидуальном психологизме – внутренний облик основных героев достаточно прост и прямолинеен. Достоинство романа и не в исследовании идеологии эпохи – она была, очевидно, сложнее и разветвленнее, чем представляют себе действующие лица. Но общественный быт эпохи написан В. Полуйко настолько значимо и осмысленно, что становятся понятны пружины наступления «того мрачного, жуткого времени, которое, как обложная гроза, заходило над Русью».

Сама фактура общественного быта в исторической прозе имеет первостепенное значение. Что прежде всего поражает нас в исторических главах «Мастера и Маргариты»? Не диалоги Иешуа и Пилата, несущие открытый смысл, а смысловая насыщенность описания жизненного процесса, смысловая значимость каждой детали – внешности, персонажей, одежды, походки и т. д.

Этот важнейший для исторической прозы принцип говорящего быта прекрасно использован Сергеем Львовым в романе о Кампанелле[126]. Действие начинается в жарком дремотном воздухе глухого итальянского селения, где жизнь течет медленно, где смысл жизни в самом процессе этого дремотного существования, до определенного момента. Эта жизнь, подробно и узнаваемо выписанная автором, резко контрастный фон к стремительному созреванию Кампанеллы-мыслителя, Кампанеллы-заговорщика. Роман развивается двумя пластами: первый – то, что говорит автор, второй – то, что видит и чувствует герой. С. Львов дает широкую и крупную картину исторического мира, в котором Италия занимает не так уж много места. Реформация и контрреформация, Тридентский собор, войны с турками… Кампанелла видит жизнь вокруг себя конкретно и ясно. И еще один компонент – мысль героя, которая объединяет эти два пласта. С. Львову нужна такая структура для решения вполне определенной, им же сформулированной задачи:

«…Геометрия определяет положение тела в пространстве тремя точками. География определяет местоположение координатами долготы и широты… Но как определить положение Кампанеллы в пространстве историческом?»

И дело тут не только в Кампанелле. С. Львов, начиная еще с замечательной по лаконичности и глубине повести «Жизнь и смерть Петра Рамуса»[127] и затем в книгах о Брейгеле и Дюрере, искал методику определения местоположения героя в историческом пространстве. Определить точное соотношение главных процессов эпохи и движения судьбы персонажей представляется С. Львову – и с полным основанием – задачей необходимой.

Решением этой задачи так или иначе занимается любой серьезный исторический писатель; поиски этого решения – подоснова любого серьезного произведения на историческую тему. Но делается это с разной степенью подготовленности и осознанности. С. Львов подходит к задаче с профессиональной целеустремленностью, во всеоружии знания.

Вопрос о положении героя в историческом пространстве, решение которого требует исключительной точности в отборе фактов и корректности их осмысления, снова приводит нас к одной из ключевых проблем – проблеме достоверности.

Возвращаясь к уже сказанному в начале статьи, стоит повторить здесь, что достоверность исторической прозы отнюдь не равна буквальному воспроизведению материала. И тут снова необходимо вспомнить о принципиальной многовариантности исторического процесса. Известный современный медиевист А. Я. Гуревич писал:

«Вопрос об альтернативных вариантах исторического развития, не осуществившихся в действительности, но возможных в определенных реальных условиях, важен для уяснения характера исторических закономерностей. В этом смысле постановка вопроса о принципиальной осуществимости в ходе исторического процесса иных вариантов, не тех, которые имели место, представляется закономерной»[128].

В принципиальной возможности, более того, равноправности нескольких вариантов развития содержится оправдание такой странной, на первый взгляд, вещи, как правомочность нескольких художественных моделей одной и той же исторической ситуации, одной судьбы, одного события, ибо каждое событие в действительности реализуется отнюдь не однозначно. Разумеется, Милорадовича убил Каховский, и в любом случае нет надобности утверждать, что это был Кюхельбекер. Но восстание 14 декабря, как сложный комплекс конкретных действий конкретных людей, давало возможность последующим событиям осуществиться в разных вариантах. Возможности, предоставленные этим комплексом непосредственному будущему, безусловно неоднозначны.