Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

К несчастью, государственный долг увеличился в совсем иной пропорции: с 240 миллионов фунтов стерлингов он повысился до 800 миллионов[31]

. Таким образом (в переводе на рубли), вместо 94 миллионов рублей золотом приходилось уплачивать — ежегодно 320 миллионов рублей. Оба эти ряда цифр, показывающих количество людей и денег, стоят в известной внутренней связи между собой. Баснословные суммы, которыми оплачивались армии коалиции, в такой же мере сберегали английскую кровь[32]

. Благодаря этим огромным денежным затратам население Британских островов пострадало гораздо меньше населения континентальных стран. Зато оно стонало под тяжестью беспримерных налогов, а обесценение банковых билетов, происшедшее несмотря на все отмеченные нами выше законы, тяжело ложилось главным образом на бедноту. Купец, боясь дальнейшего падения курса, продавал предметы первой необходимости по высокой цене, а заработная плата трудящихся не поднималась, несмотря на понижение курса тех бумажных денег, которыми оплачивали их труд. Таковы многообразные причины, сделавшие Англию страной богатства и в то же время пауперизма.

Вывоз во вторую половину периода борьбы увеличился так же, как и в первую: приблизительно на одну треть за последние пятнадцать лет. Хлопчатобумажная промышленность неизменно продолжала развиваться; то же надо сказать и о шерстяной промышленности, несмотря на чрезмерные пошлины, какими был обложен ввоз сырья. Ольстерское полотно приносило некоторый доход Ирландии. Производство железа удвоилось. Безопасный фонарь, изобретенный Дэви в 1815 году, давал возможность разрабатывать недра земли с меньшей опасностью и вместе с тем расширять область применения паровой машины[33]

. В то же время Тельфорд улучшал дорожное строительство; шотландец Мак-Адам говорил, что для прочности дорог надо дробить камни на такие куски, которые могли бы поместиться во рту человека; дробленый камень сохранил на всех языках название макадама. Дилижансы и почтовые кареты сильно разнились от тех, которые существовали в XVIII веке. Уже в 1812 году Белл плавает в гласговских водах на первом пароходе. Население начинает чрезмерно сосредоточиваться в больших городах: Лондон насчитывает более миллиона, Манчестер, Ливерпуль, Бирмингам и Гласго — более 100 000 жителей каждый.

Реакционный общественный строй.

Общая реакция против революционных идей усилила все злоупотреблеция аристократической системы. Депутатские места в палате общин больше чем когда-либо были в руках высокомерной и умной олигархии, тогда как в палату лордов попадали политики-законоведы, пропитанные узким торизмом, беззастенчиво пользовавшиеся в своем новом звании синекурами для себя и для своих семейств. Так, один из них получал ежегодно около 30 000 рублей золотом (считая на русские деньги) в качестве секретаря ямайского правительства, хотя он никогда не был и не собирался побывать на этом острове. Старые пэры по алчности соперничали с новыми, а парламентское джентри (мелкое дворянство) — с теми и другими. Над всем этим высшим светом царил английский cant (система предрассудков), неотделимый от лицемерия. К счастью, эта аристократия, занимавшаяся пьянством, дуэлями и неистовой картежной игрой, все-таки проявляла в политике свойственный английскому народу здравый смысл, благодаря которому вредные прерогативы иной раз приводили к отличным результатам. Она высматривала в Оксфорде и Кэмбридже выдающихся молодых людей, которые могли пригодиться на пополнение партий, и вводила их совсем молодыми в парламент, являвшийся школой управления в той же мере, в какой он был представительным органом. Таким образом, нелепые «гнилые местечки» представляли собой рассадник государственных людей[34].

Положение университетов было мало благоприятным; девиз «ничего не изменять» царил здесь более деспотически, чем где-либо. Выходившее из университетов духовенство совершенно утратило энергию, свойственную ему в минувшем веке; беря за образец современную ему светскую аристократию, оно предавалось роскоши и легко мирилось с привилегиями и злоупотреблениями. Один из парламентских актов 1802 года в не совсем ясных выражениях разрешал духовным лицам не жить в своих приходах, так что из десяти тысяч приходов англиканской церкви добрая половина не имела своего постоянного священника (clergyman). В 1813 году в 140 приходах илийской епархии в действительности на своем посту было только 45 пасторов. Епископы— обычно сыновья, братья или кузены министров — жили в богатстве, а многие из их подчиненных прозябали, подобно своим прихожанам, в деревенской нищете; другие, более счастливые, вели такую же жизнь, как и соседний сквайр (помещик). Чем меньше процветали священнические добродетели, тем строже поддерживалось установленное законом верховенство англиканской церкви над католиками и нонконформистами. Это не мешало диссидентам попрежнему спускаться в самые низы общества для облегчения там вопиющей нужды. Вслед за баптистом Говардом квакерша Елизавета Фрей начинает посещать тюрьмы.