Том 20

Древнейшие греческие философы были одновременно естествоиспытателями: Фалес был геометром, он определил продолжительность года в 365 дней, предсказал, как говорит предание, одно солнечное затмение. — Анаксимандр изготовил солнечные часы, особую карту (nspiueipou) суши и моря и различные астрономические инструменты. — Пифагор был математиком.

У Анаксимандра из Милета, по Плутарху («Застольные беседы», VIII, 8), «человек произошел от рыбы, вышел из воды на сушу» [Подчеркнуто Энгельсом. Ред.] (стр. 213). Для него αρχη και στοιχειον το απειρον

[первоначалом и элементом было бесконечное (подчеркнуто Энгельсом). Ред.] причем он не определял (διοριζων) его ни как воздух, ни как воду, ни как что-нибудь другое (Диоген Лаэрций, кн. II, § 1) [стр. 210]. Гегель (стр. 215) правильно передает это бесконечное словами: «неопределенная материя» (около 580 г.).

Анаксимен из Милета принимает за первоначало и за основной элемент воздух, который у него бесконечен (Цицерон, «О природе богов», I, 10).

«Из него все выступает и в него снова все возвращается» (Плутарх, «О мнениях философов», I, 3).

При этом воздух, αηρ = πνευμα [дыхание, дух. Ред.] :

«Подобно тому как наша душа, которая представляет собой воздух, сдерживает нас, так дух (nvsu^a) и воздух сдерживают весь мир; дух и воздух означают одно и то же» (Плутарх)[363]

 [стр. 215—216].

Душа и воздух рассматриваются как всеобщая среда (около 555 г.).

Уже Аристотель говорит, что эти древнейшие философы полагают первосущность в некотором виде материи: в воздухе и воде (и, может быть, Анаксимандр в чем-то среднем между ними); позже Гераклит — в огне, но ни один из них не в земле из-за ее сложного состава (δια την μεγαλομερειαν), «Метафизика», кн. I, гл. 8 (стр. 217).

Обо всех них Аристотель правильно замечает, что они оставляют необъясненным источник движения (стр. 218 и следующие).

Пифагор из Самоса (около 540 г.): число— основное начало:

«Число есть сущность всех вещей, и организация вселенной в ее определениях представляет собой вообще гармоническую систему чисел и их отношений [Подчеркнуто Энгельсом. Ред.] (Аристотель, «Метафизика», кн. I, гл. 5 passim [в разных местах. Ред.]).

Гегель правильно обращает внимание на «смелость подобного утверждения, которое сразу устраняет все то, что представление считает сущим или сущностным (истинным), и истребляет чувственную сущность», полагая сущность в логической категории, хотя бы очень ограниченной и односторонней [стр. 237—238].

Подобно тому как число подчинено определенным законам, так подчинена им и вселенная; этим впервые высказывается мысль о закономерности вселенной. Пифагору приписывают сведение музыкальной гармонии к математическим отношениям. Точно так же:

«В центре пифагорейцы помещали огонь; Землю же они рассматривали как звезду, обращающуюся по кругу вокруг этого центрального тела» (Аристотель, «О небе», II, 13) [стр. 265].

Но этот огонь не был Солнцем; тем не менее тут первая догадка о том, что Земля движется.

Гегель о планетной системе:

«... Математика до сих пор еще не в состоянии указать закон гармонии, определяющий расстояния [между планетами]. Эмпирические числа мы знаем точно; но все имеет вид случайности, а не необходимости. Мы знаем приблизительную правильность расстояний, и благодаря этому было удачно предугадано существование еще некоторых планет между Марсом и Юпитером, там, где позднее открыли Цереру, Весту, Палладу и т. д. Но такого последовательного ряда, в котором был бы разум, смысл, астрономия еще не открыла в этих расстояниях. Она, наоборот, относится с презрением к мысли о таком изображении этого ряда, которое вскрывало бы в нем определенную правильность; но сам по себе это крайне важный пункт, и мы не должны отказываться от попытки найти такого рода ряд» (стр. 267—268).

При всем наивно-материалистическом характере мировоззрения в целом, уже у древнейших греков имеется зерно позднейшего раскола. Уже у Фалеса душа есть нечто особое, отличное от тела (он и магниту приписывает душу), у Анаксимена она — воздух (как в Книге бытия)[364], у пифагорейцев она уже бессмертна и переселяется, а тело является для нее чем-то чисто случайным. И у пифагорейцев душа есть «отщепившаяся частица эфира (αποσπασμα αιυεροξ)» (Диоген Лаэрций, кн. VIII, § 26—28), причем холодный эфир есть воздух, а плотный образует море и влажность [стр. 279—280].

Аристотель также и пифагорейцев правильно упрекает в следующем:

Своими числами «они не объясняют, каким образом возникает движение и как без движения и изменения имеют место возникновение и исчезновение или же состояния и действия небесных вещей» («Метафизика», кн. I, гл. 8) [стр. 277].