Письмо Ваше о поправке в IV действии я аккуратно получил вчера, 9-го, как Вы предполагали. Целый день занимаясь приготовлением к чтению пьесы, отправился я во всеоружии к 8 ч. к директору, где застал только одного Григоровича, беседующего со Всеволожским. Сейчас же, впрочем, явились Потехин и Сазонов. Я стал читать. С большим вниманием слушали первый акт, который я увлеченно читал 45 минут. Замечания относительно живых лиц, характеров, талантливости автора перемешивались с суждениями об отсутствии действия, длиннотах и проч. Читаю второй акт. Получается большое впечатление, это приписывается также и тому, что я прекрасно передаю автора… (пожалуй потому, что я сам чувствовал, что был в ударе). Третий акт, вся его буря, один за другим монологи профессора, Лешего, Войницкого и самый финал акта повергли моих слушателей в какое-то недоумение. „Хорошо, поразительно хорошо но до такой степени странно“, — говорили они, — „повесть, прекрасная повесть, но не комедия“… Остался один четвертый акт, чтением которого я уже не столько увлекался, предвидя приговор пьесе импровизированного комитета. Кончилось чтение. Григорович загорячился… „странно, для представления на сцене в таком виде невозможно“, он „любит Вас, как родного сына“, „так писал Достоевский“… „это что-то такое между „Бесами“ и „Карамазовыми“, сильно, ярко, но это не комедия“. Что говорил я на всё это — предоставляю Вашим догадкам. Остальные три слушателя отзывались спокойнее, как о решенном деле, не переставая признавать достоинства, которые непонятным образом становились недостатками пьесы для представления. Мы разошлись позже 12 часов. Я остался последним, заговорившись с директором. Убеждая меня не ставить пьесу, он с большим участием и сочувствием сказал мне, что я, как первый по очереди бенефициант, могу повредить и себе и товарищам-бенефициантам, поставивши „Лешего“: приедут великие князья, он знает их взгляды и вкусы, эта пьеса опять отобьет у них охоту ездить в русский театр… Услыша суд такой, Ваш бедный Поль Матиас вспорхнул и полетел… полетел домой с таким тяжелым чувством в душе…, да что толковать! Милый Antoine, если б мы с Вами были французы и был бы у нас какой-то Antoine, имеющий Théâtre libre <Свободный театр>, то мы не стали бы спрашивать, что нам делать с тем, на что положено столько труда, таланта, души и ума!» (
…
…
…
699. П. И. ЧАЙКОВСКОМУ
14 октября 1889 г.
Печатается по автографу (Государственный Дом-музей П. И. Чайковского в Клину). Впервые опубликовано: