Том 22. Приключения Мишеля Гартмана. Часть II

Слуга принялся с обычным проворством и безмолвием выносить из комнаты все, что не было в строгом смысле необходимо, как приказала ему баронесса, потом он подложил дров в камин, накрыл стол для завтрака и, так как начинало светать, снял с окон пледы.

Между тем баронесса углубилась в свои мысли.

Но в это утро они казались гораздо менее печальны, чем накануне, порой даже улыбка загадочного выражения раскрывала ее очаровательные губки.

Когда слуга все вынес и уложил, он вернулся опять.

— В котором часу прикажете подавать завтрак? — спросил он.

— Завтрак готов?

— Точно так.

— Погода, какова?

— Холодно, но ясно.

— Кстати, проснулся господин Липман?

— Нет, кажется, баронесса.

— Странно! Который же час? — прибавила она, взглянув на свои часы, настоящее образцовое произведение Жанисэ. — Около девяти, и он все еще спит. Пойдите разбудите его от моего имени, и чтобы он поторопился, скажите, что я жду его, чтоб сесть за стол; завтрак вы подадите, только когда он сойдет. Ступайте.

Юлиус вышел.

— Вот крепкий-то сон! Мне сдается, что шальная Лилия всыпала чересчур сильную дозу, — с плутовскою улыбкой пробормотала про себя баронесса, оставшись одна.

Около получаса прошло, а Жейер все не появлялся.

Баронесса начинала тревожиться не на шутку и хотела уже позвонить, чтоб осведомиться о нем, когда он, наконец, явился.

Банкир, бледный, с расстроенным видом и черными кругами около глаз, как будто не совсем проснулся и с трудом скрывал ежеминутную зевоту.

— Идите же, наконец, любезный господин Жейер, — сказала баронесса, смеясь и подавая ему руку, которую банкир почтительно поцеловал, — какой вы отчаянный соня! Мы тут все на ногах с шести часов утра, а вы спите себе как сурок, ни о чем, не заботясь, хотя уверяли меня, что очень торопитесь продолжать путь. Садитесь-ка против меня, мы сейчас примемся за завтрак, дабы скорее выехать.

— Вы крайне любезны, баронесса, — ответил банкир, садясь на место, которое указала ему хозяйка, — признаться, я не понимаю, что со мною происходит. Вообще я не сонлив от природы; и зимой и летом я встаю в четыре часа утра и в пять сижу уже за делом. Представьте же себе, что вчера, когда я расстался с вами, меня неодолимо стало клонить ко сну. Едва я успел лечь, как заснул, и, не разбуди меня ваш лакей, я думаю, прости Господи, что спал бы до сих пор. Всего удивительнее, что этот продолжительный, этот мертвый сон не только не подкрепил, но еще, напротив, страшно утомил меня. Я совсем разбит.

— Я нахожу это вполне естественным после приключения с вами вчера, любезный господин Жейер. Оно сказалось на вас, вот и все. Это нездоровье пустое и скоро пройдет. Будьте покойны, после завтрака вы совсем оправитесь.

— Да услышит вас Бог, баронесса! Признаться, я чувствую себя очень нехорошо.

— Все пустое, говорю вам, — и она сказала по-немецки, так как разговор ее с банкиром происходил на английском языке: — Подавайте, Юлиус.

Принялись за завтрак, он был отличный и вкусно приготовлен.

Предсказание баронессы оправдалось: недуг Жейера вскоре прошел от подвигов его исполинского аппетита, несколько стаканов доброго вина довершили излечение. Он перевел дух как тюлень.

— Ах! — вскричал он. — Я чувствую себя теперь гораздо лучше, я буквально оживаю, баронесса!

С этими словами он весело осушил свой стакан.

— Я была уверена в этом, — ответила баронесса с пленительною улыбкой, — для человека, подобно вам привыкшего ко всем удобствам жизни, ничто не может быть ужаснее, как лежать на соломе, полуодетым и в комнате, где ходит ветер, особенно после того, что вынесли вы вчера.

— Вы правы, баронесса, и потом, надо сознаться, я уже не молодой человек, хотя еще не старик. Со всем смирением я признаю, что обязан вам вечной благодарностью за все, что вы удостоили сделать для меня.

— Что же я сделала, любезный господин Жейер?

— Да только спасли мне жизнь, баронесса.

— Я? — вскричала она смеясь.

— И скорее два раза, чем один, считаю долгом заявлять это во всеуслышание.

— Вы шутите.

— Ничуть не бывало, баронесса, век свой я не говаривал положительнее, повторяю, вы спасли мне жизнь.

— К сожалению, я должна сказать, что и не думала.

— Та-та-та! Баронесса, говорите что хотите, покориться вы все-таки должны, я твердо буду стоять на своем.

— Пусть же будет так, если вы желаете, только я не вижу надобности упорно возвращаться к этому предмету разговора.

— Ведь я ваш должник, баронесса, и боюсь, что никогда не буду в состоянии поквитаться с вами, если небо не сжалится надо мною и не даст мне возможности оказать вам такую же услугу.

Баронесса громко захохотала, но слегка насмешливо.

— Итак, любезный господин Жейер, вы желаете мне сперва несчастья, чтоб потом отплатить мне за мнимую услугу.

— О! Я далек от подобной мысли, баронесса, я только…

— Послушайте-ка, откровенно говоря, я думаю, что вы не то сказали, что хотели бы, и вообще не совсем уясняете себе, что говорите в эту минуту, — шутливо заключила она.

— Не скрою, что вы отчасти правы, баронесса.

— Успокойтесь же, если вы так жаждете доказать мне вашу признательность, быть может, случай представится скорее, чем вы полагаете.