— По крайней мере, говорите на этом языке.
— Понимаем его, но не говорим.
— Положим, однако, пословица все же справедлива.
— То есть, в каком смысле?
— В таком, что можно быть в одежде горца, вовсе, не будучи горцем.
— Правда, только вопрос-то этот не важен, мы отвечать на него не будем, думайте что хотите.
— И сделаю это с вашего позволения, господа. Перейдем теперь ко второму моему вопросу. Чего вы хотите от меня?
— Многого.
— Очень хорошо. Я подозревал, что вы похитили меня не для одного удовольствия насладиться моею беседой.
— Не мы похищали вас.
— Вот тебе на. Кто же, если так?
— Другие из наших товарищей, мы взялись овладеть Жейером.
— А! И вы успели в этом?
— Он ваш сосед, — ответил горец, указав пальцем на вторую дверь.
— Очень хорошо! Это известие отчасти утешает, по крайней мере, теперь я знаю, что не один в плену. Можно мне видеться с ним?
— Нам поручено отвести вас к нему.
— Я готов хоть сейчас, господа.
— Можете вы идти?
— Думаю, что могу, если путь не очень длинен.
— Несколько шагов всего.
— О, это прогулка!
Он встал, положил сигарочницу в карман и, взявшись за трость, оперся на нее.
— К вашим услугам, господа, — сказал он почти весело.
— Пойдемте, — сказал горец, который один говорил все время.
— Простите, господа, если я иду тихо, — с горечью заметил барон, — но друзья ваши имеют странный способ перевозить пленников, я буквально измолот, и одним чудом кости у меня остались целы.
Ему не ответили.
Дверь отперли. Окруженный своими пятью стражами, барон прошел несколько довольно темных и длинных коридоров.
Это доказало ему, что дом, где он находился, гораздо обширнее, чем он предполагал сначала. После получаса ходьбы, вследствие невольной медленности, с которою подвигался барон, перед ним отворилась дверь и он очутился в довольно большой комнате, освещенной двумя окнами и меблированной с некоторой роскошью. В кресле у камина сидел человек, который обернулся на шум. Барон узнал его тотчас.
Это был банкир Жейер.
При его виде Штанбоу не мог удержаться от крика изумления и бросился к нему.
Приятели, или сообщники, как угодно будет читателю назвать их, очутились вдвоем.
Сторожа барона затворили дверь и остались снаружи.
— И вы в плену у филистимлян, любезный Жейер, — сказал барон, падая в кресло со вздохом облегчения.
— Дер тейфель! — возразил банкир сердито. — Я нахожу это прелестным, вы еще смеетесь надо мною, барон, когда вы же причиной всему, что случилось!
— Я? С ума вы сходите, любезный Жейер. Как же это возможно, когда я такой же пленник, как и вы?
Банкир покачал головою и продолжал, все насупившись:
— Да, барон, повторяю, вы один причиною всему.
— Полноте, вы решительно с ума сходите, или, вернее, уже спятили, — сказал Штанбоу, пожав плечами.
— А! Вы думаете, я сумасшедший? — вскричал банкир. — Я докажу вам, что благодаря Богу еще в полном разуме.
— Посмотрим-ка доказательство.
— Вы знаете, как мы расстались с вами?
— Еще бы не знать, когда именно при выходе от вас, у вашей же двери, на меня внезапно напали и буквально похитили, словно молодую девушку.
— Полноте, разве это возможно?
— Как «разве возможно»?
— Да невозможно, когда на другое утро, то есть тому два дня…
— Что вы говорите? — с живостью перебил барон. — Два дня миновало после этих событий?
— Точно вы не знаете так же хорошо, как и я.
— Говорят вам, не знаю, упорная голова, когда был привезен сюда разбитый, измолотый, в обмороке и в чувство пришел только часа два назад.
— Вы бредите, барон, — сказал банкир, отодвинув свое кресло и с испугом взглянув на собеседника.
— Час от часу не легче! Вы теперь боитесь меня как сумасшедшего!
— И не без причины, когда слышу от вас такие речи.
— Но что же, наконец, случилось и могу ли я к этому быть причастен, сам попав в плен накануне?
Банкир ударил себя по лбу, словно в уме его вдруг просиял свет.
— Это справедливо, — сказал он, наконец, после того, как с минуту напряженно вдумывался, — вашим именем только воспользовались и написали под вашу руку, чтоб заманить меня в ловушку, куда я и попался как олух. Простите, барон, я сам не знал, что говорил, обвиняя вас, голова у меня не на месте…
Водворилось довольно продолжительное молчание.
— Да чего же, наконец, хотят от нас эти люди? — вдруг воскликнул банкир с невыразимым страхом.
— Да, чего они хотят? — пробормотал барон мрачно.
— Сейчас узнаете, господа, — сказал человек, неожиданно появившийся в одной из дверей гостиной.
Те вздрогнули и вскочили на ноги.
— Кто вы? — вскричали оба дрожащим от испуга голосом.
Незнакомец одним движением сбросил плащ, который закрывал его с головы до ног.
— Посмотрите, — сказал он, — узнаете вы меня, господа?
— Мишель Гартман! — пробормотали презренные и тяжело опустились опять на кресла.
Это действительно был Мишель Гартман в своем мундире батальонного командира, застегнутый и затянутый как на парад. В дверь, которая осталась отворенною, за ним вошли несколько человек, между прочими Ивон Кердрель, Паризьен и Оборотень, по знаку командира они остались стоять у двери, все были вооружены.
Мишель подошел к пленникам.