Том 22. Приключения Мишеля Гартмана. Часть II

— Я? Да ведь я сам не знал! Оборотень и товарищи его засмеялись. Контрабандист отпер тайник ключом, который заранее передал ему Карл Брюнер, и вынул из углубления в стене изящной работы стальной ящичек с чеканью, пятнадцати сантиметров высоты и двадцати пяти длины. Удостоверившись, что там нет ничего более, он сунул ящичек за пазуху и обратился к товарищам, даже не дав себе труда запереть тайник.

— Уйдем, — сказал он, — нам тут незачем оставаться долее.

— А офицер, — спросил Карл Брюнер, — с ним-то что нам делать?

— Что прикажешь делать с подобной дрянью?

— Верно, вы не всмотрелись в него хорошенько?

— По правде говоря, нет.

— Так взгляните-ка из любопытства.

— К чему?

— Все-таки посмотрите, что вам стоит. — Оборотень небрежно подошел к кровати и наклонился над пленником.

От спертого ли дыхания или от волнения, а, пожалуй, от обеих этих причин вместе, тот был без чувств.

— Ого! — воскликнул контрабандист в изумлении. — Кого нам тут Бог послал?

— Узнали, наконец? Ведь это тот самый храбрый полковник, что женщин сечет да убивает детей и старцев, истребитель деревни Конопляник! Неужели мы оставим его, не сказав ему пару слов?

— Мы не убийцы, — резко возразил контрабандист и прибавил спустя минуту: — Однако человек этот заслужил наказание и не минует его; выньте у него изо рта кляп.

Приказание исполнено было немедленно.

Полковник не шевельнулся, и его сочли мертвым, хотя он только лежал в обмороке.

Оборотень подошел к нему, взял с туалета ножницы, остриг ему усы и брови, завернул их в бумажку и странный этот сверток вложил в правую руку полковника.

Потом он взял его саблю и сломал ее о колено, сорвал с мундира ордена и бросил их в чашку с грязною водой, которая стояла на умывальном столе.

— Вот дело и сделано, — сказал он с удовольствием, — в путь теперь.

Они не пошли подземельями, так как дорога оказывалась очень длинна, да им и нечего было опасаться жителей дома.

Через четверть часа они уже выходили из города и беглым шагом направлялись по полям к сборному месту.

Мы скажем теперь же, какие последствия имела для полковника насмешливая месть Оборотня.

На другой день распространилась по городу странная молва, что полковник, который имел сильную поддержку в высших сферах, громадное состояние и в генералы глядел не сегодня, так завтра, застрелился поутру, хотя нельзя было постичь причины такого отчаянного поступка со стороны человека, которому улыбалось все.

Некоторые приписывали это самоубийство внезапному припадку белой горячки, до того были странны передаваемые подробности. Перед тем чтобы застрелиться, полковник остриг себе усы и брови. Более того, дав чего-то наркотического секретарю и слугам, он накрепко перевязал их во время сна, вероятно, чтобы они не могли воспротивиться его роковому решению.

Прусские власти, не легковерные по природе, тайно приступили к следствию. Но к чему привело оно, осталось скрыто от публики. Если узнали истину, что весьма правдоподобно, то этим сведением прусские власти не поделились ни с кем.

Вольные стрелки шли быстро.

Било четыре часа, когда смельчаки эти выходили из города. Погода переменилась, и стало морозить. Холод так и пронизывал насквозь, земля твердела, идти становилось все труднее по опустошенным и перерытым полям, где то и дело встречались траншеи и глубокие колеи от орудий и телег. Рыся с быстротою добрых гончих по следам зверя, вольные стрелки весело разговаривали между собою.

— Хотел бы я знать, какую рожу скорчит полковник, когда взглянет в зеркало, одеваясь сегодня утром! — вскричал Влюбчивый.

— Надо сказать, что шутка эта просто прелесть, — возразил Карл Брюнер, — никогда этого мне не пришло бы в голову.

— Весьма вероятно, — посмеиваясь, подтвердил зуав, — ты не блистаешь находчивостью, мы заметили это.

— Еще усы, куда ни шло, — продолжал Влюбчивый, — но страшно, должно быть, взбесило храброго полковника, что в его самой спальне оказывался тайник. Уж, верно, он обшарил все стены, на то и пруссак.

— Шарил везде, кроме настоящего места, — сказал зуав, поглаживая длинную рыжую бороду. — Чай, он вообразил, что имеет дело с самим чертом во плоти.

Вольные стрелки захохотали.

В эту минуту послышался довольно громкий шум впереди, и вскоре они увидали шедших к ним навстречу шестерых крестьян; возле них тянулся ряд употребляемых в горных странах узеньких тележек, на которых возят живность и другие съестные припасы.

Поравнявшись, крестьяне и вольные стрелки поменялись дружелюбными приветствиями.

— Желаю удачи, — весело сказал Оборотень, — главное, продавайте товар ваш как можно дороже этим мошенникам-немцам.

— Постараемся изо всех сил, друг Оборотень, — ответил один из крестьян, который знал контрабандиста, — что-то вы рано вышли ни охоту, разве чуете здесь где-нибудь дичь?

— Не угадали, дядя Бауман, — возразил Оборотень с лукавою усмешкой, — охота кончена, и дичь в наших руках; мы вышли из засады и теперь возвращаемся.

— Видно, всю ночь проохотились, когда назад идете так рано; а погодка-то, признаться, была не подходящая.