Сей рассказ, принадлежащий перу моего брата
*, передайте Алексею Алексеевичу, который прислал мне его для исправления. В интересах благосклонных читателей я готов не щадить даже родного брата, и я не щадил постольку, поскольку это было нужно и можно. Больше сократить никак нельзя. Конечно, А<лексей> А<лексеевич> хорошо сделает, если не скажет брату, что я хозяйничал в его рассказе.У Вас 2 раза на неделе болит голова, и Вы непомерно истребляете фенацетин. Об этом средствии я знаю не много, а прочесть о нем мне неоткуда, ибо под рукой нет новейшей фармакологии. Вы бы поговорили с каким-нибудь петербургск<им> доктором, наприм<ер>, с Соколовым или Афанасьевым. Если они авторитетно заявят, что фенацетин можно принимать безнаказанно до nec plus ultra
[17], тогда валяйте во всю ивановскую. Если же нельзя, то нужно придумать другое средство.В публичной лекции Мережковского, если судить о ней по печатным отзывам
*, немало правды и хороших мыслей. Но она не политична, или, вернее, не этична. В каждом обществе, будь то народность, секта, сословие или просто круг людей, связанных одной общей профессией, непременно существует этика отношений, не допускающая, между прочим, чтобы дурно отзывались о своих в присутствии чужих, если нет к тому достаточно сильных поводов вроде уголовщины или порочного поведения — поводов, указанных практикою. Мережковский огулом, без достаточных к тому поводов дурно отзывался о своих в присутствии чужих, а это с точки зрения оной этики значит, что он «поступил не по-товарищески». Дома у себя, т. е. в журнале или в литературном обществе, бранись и бей себя по персям сколько хочешь, но на улице будь выше улицы и не жалуйся барышням, полицейским, студентам, купцам и всем прочим особам, составляющим публику. Это раз. Во-вторых, как бы низко ни пала литература, а публика все-таки ниже ее. Стало быть, если литература провинилась и подлежит суду, то уж тут публика всё, что угодно, но только не судья.Если увидите Лескова, то скажите ему, что у Шекспира
*в «Как вам будет угодно», действие 2, сцена 1, есть несколько хороших слов насчет охоты. Шекспир сам был охотником, но из этой сцены видно, какого плохого мнения он был об охоте и вообще об убийстве животных.«Мездра», напечатанная на прошлой неделе, хороший рассказ
*.Когда я выберусь в Питер
*? Когда?Получил длинную телеграмму от Гуревич
*. Цензура запретила всё и оставила один только мусор. Ответ уплочен. Ответил так: простите, ничего нет готового. Вот тут и издавай журнал!Получили обратно рассказ Боткина
*?Будьте здоровы и покойны.
Мизиновой Л. С., 19 декабря 1892
*1249. Л. С. МИЗИНОВОЙ
19 декабря 1892 г. Москва.
19 дек.
Ликуся, я сейчас приехал и сегодня же уезжаю в Петербург по делам службы.
Когда будет лето? Зима мне опротивела, я озяб и немножко болен. Ликуся, я хочу лета, и если не будет лета, то я скотина.
Когда я уезжал из Мелихова, все мои приказали мне просить Вас
Вернусь я — не знаю когда. Должно быть, через месяц. Напишите мне хоть одну строчку по адресу: Мл. Итальянская, 18, кв. Суворина. И я Вам напишу. На обратном пути побываю у Вас и буду невыразимо счастлив, если Вы… дадите мне пообедать. Хотел написать — «нажраться», но это было бы неизящно. Нельзя писать неизящно к изящной Лике.
Да хранят Вас ангелы!
Гольцеву В. А., 20 декабря 1892
*1250. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
20 декабря 1892 г. Петербург.
18 дек.
Многоуважаемый Виктор Александрович!
К Вам в «Русскую мысль» послал свой рассказ молодой беллетрист Н. М. Ежов
*, о котором я уже говорил Вуколу Михайловичу. Ежов уже печатался в «Северном вестнике», и его мелкие рассказы рассыпаны по разным газетам и иллюстрациям, преимущественно петербургским. Он томится и «страждет в пламени сем», подобно Лазарю *. Омочите конец перста своего в воде и остудите язык его *.Я в Петербурге, Мл. Итальянская, 18. Хочу отыскать себе квартиру
*, или, вернее, дачу на Каменноостровском проспекте, где буду жить до 15-го февраля.Если это удастся, то своевременно пришлю свой новый адрес. Моя повесть со мною
*.Я понемножку стригу ее и подновляю. Пришлю, как говорено было, к мартовской книжке.
Поклон Вуколу Михайловичу и Митрофану Ниловичу
*.Всего хорошего!
Ежову Н. М., 25 декабря 1892
*1251. Н. М. ЕЖОВУ
25 декабря 1892 г. Петербург.
25 дек.
Добрейший Николай Михайлович, начну с того, что Ваш «Лунатик»
*— очень хороший рассказ и всем здесь нравится. Вы делаете поразительные успехи. Другого *Вашего рассказа я не видел и не читал, но говорят, что он тоже будет напечатан.Во-вторых, поздравляю Вас с праздником.
В-третьих, пожалуйста, не считайте меня лютым кредитором. Те сто рублей, которые Вы мне должны, я сам должен и не думаю заплатить их скоро. Когда уплачу их, тогда и с Вас потребую, а пока не извольте меня тревожить и напоминать мне о моих долгах.