Том 27. Письма 1900-1901

Спиридоновка, д. Раевской. Mosca. Russia.

Книппер О. Л., 11 февраля 1901^*

3294. О. Л. КНИППЕР

11 февраля 1901 г. Волочиск.

Телеграфируйте Одесса, «Лондон»^*. Еду Ялту. Кланяюсь.

Чехов.

На бланке:

Москва. Мерзляковский, дом Мещериновой.

Ольге Леонардовне Книппер.

Чеховой М. П., 16 февраля 1901^*

3295. М. П. ЧЕХОВОЙ

16 февраля 1901 г. Ялта.

16 февр.

Милая Маша, я уже в Ялте^*. Приехал ночью, не спал и ничего не знаю насчет Москвы, насчет пьесы и проч. и проч. Сейчас зашил и завтра утром посылаю тебе посылку^* «с доставкой на дом»; скажи Маше^*, чтобы она сообщила почтальону, когда ты будешь дома, или спросила, когда принесут тебе посылку, — иначе придется тебе ехать в почтамт. В посылке, между прочим, найдешь платки, купленные не во Франции, а в Италии, т. е. неважные, найдешь пакет, который передай Ивану.

Зонтик я привез тебе, он стоит в твоей комнате. Если не угодил, то извини; оправдываюсь тем, что покупка была сделана не во Франции, а в Италии, и притом холодище был отчаянный. Половину платков можешь выбросить.

Был за границей, но все же нового нет ничего, писать не о чем. Будь здорова и пиши, буде есть время.

Твой А. Чехов.

Сегодня у меня целый день народ, не дали отдохнуть.

Книппер О. Л., 19 февраля 1901^*

3296. О. Л. КНИППЕР

19 февраля 1901 г. Ялта.

Жду подробной телеграммы^* здоров влюблен скучаю без собаки. Посылаю письма. Как дела здоровье настроение.

Чехов.

На бланке:

Петербург. Панаевский театр.

Ольге Леонардовне Книппер.

Боярову П. Н., 20 февраля 1901^*

3297. П. Н. БОЯРОВУ

20 февраля 1901 г. Ялта.

20 февраля 1901 г., Ялта.

Многоуважаемый Пантелеймон Николаевич!

Простите, без вины виноват перед Вами. Не отвечал так долго на Ваше письмо^*, потому что только вчера вернулся из-за границы. Не сердитесь, пожалуйста. Спасибо Вам большое, что меня не забываете — я плачу Вам тем же, т. е. и я помню Вас очень хорошо.

Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.

Преданный

А. Чехов.

Книппер О. Л., 20 февраля 1901^*

3298. О. Л. КНИППЕР

20 февраля 1901 г. Ялта.

20 февр. 1901.

Милюся, мамуся моя дивная, я тебя обнимаю и целую горячо. Пятнадцать дней был в дороге, не получал писем, думал, что ты меня разлюбила, и вдруг теперь привалило — и из Москвы, и из Питера, и из-за границы^*. Я уехал из Италии так рано по той причине, что там теперь снег, холодно и потому что стало вдруг скучно без твоих писем, от неизвестности. Ведь насчет «Трех сестер» я узнал только здесь, в Ялте, в Италию же дошло до меня только чуть-чуть, еле-еле. Похоже на неуспех, потому что все, кто читал газеты, помалкивают^* и потому что Маша в своих письмах очень хвалит^*. Ну, да всё равно.

Ты спрашиваешь, когда увидимся. На Святой. Где? В Москве. Куда поедем? Не знаю, решим сообща, моя замечательная умница, славная жидовочка.

В Ялте тепло, погода хорошая, в комнатах уютно, но в общем скучно. Здесь Бунин, который, к счастью, бывает у меня каждый день^*. Здесь же Миролюбов. Была Надежда Ивановна. Она стала слышать хуже. Средин выглядит совсем здоровым человеком. Альтшуллер пополнел.

Ну, дуся, зовут ужинать. Завтра опять буду писать, а то и после ужина. Да хранит тебя создатель. Пиши подробно, как в Петербурге. Отчего мне не пишет Вишневский?

Еще раз целую мою дусю.

Твой иеромонах

Антоний.

Кондакову Н. П., 20 февраля 1901^*

3299. Н. П. КОНДАКОВУ

20 февраля 1901 г. Ялта.

20 февр. 1901 г.

Многоуважаемый Никодим Павлович, я третьего дня вернулся в Ялту, а сегодня пришло Ваше письмо, путешествовавшее 15 дней. Большое Вам спасибо! В Ницце я получил от Вас одно письмо^* — и за него тоже шлю Вам сердечную благодарность, шлю теперь, так как, очевидно, Вы письма моего, ответа на Ваше, из Ниццы не получили^*.

Я бежал из Ниццы в Италию, был во Флоренции и в Риме^*, но отовсюду пришлось бежать, так как всюду неистовый холод, снег и — нет печей. Теперь в Ялте я отогреваюсь.

Вы спрашиваете, читаю ли я, что пишут обо мне повсюду? Нет, за границей я редко читал русские газеты; но брань Буренина читал^*. Я отродясь никого не просил, не просил ни разу сказать обо мне в газетах хоть одно слово, и Буренину это известно очень хорошо, и зачем это ему понадобилось обвинять меня в саморекламировании и окатывать меня помоями — одному богу известно.

С Ковалевским, который ездил со мной в Италию, мы говорили о Вас неоднократно, и он велел мне кланяться Вам. Насчет профессуры его пока еще ничего неизвестно^*, он только хохочет весело; в июне едет в Америку читать лекции^* и уже, кажется, получил 10 тысяч франков.