Том 3. Дружба

И хотя Мотин знает, что такое «сбегать» куда-нибудь на сталинградском берегу, он согласно кивает головой. Сам отлучиться не может: у него дежурство. А дежурство санитара в госпитальном отделении, где не один десяток тяжелораненых, принесенных из операционной, — это настоящий боевой пост.

— Надо сейчас же влить внутривенно глюкозу, а внутримышечно — магнезию. Это ни в коем случае не повредит, — убежденно заявляет Варя, заметив сомнение и беспокойство на лице Мотина. Понятно: он чувствует себя здесь ответственным лицом. — А что, дежурный врач смотрел Оляпкина?

— Он пошел к Решетову в операционную, его попросили помочь там. Дежурная сестра тоже занята. — Леня Мотин переступает с ноги на ногу и говорит доверительно. — Мне неохота зря поднимать шум. Раз Иван Иванович сам лечит этого больного, пусть он и посмотрит.

Санитар и сестра понимающе глядят друг на друга. Совесть их чиста, обоим дороги и раненый, и трудовая слава военного их госпиталя, и честь хирурга Аржанова.

Варвара, прищурясь, проверяет на свету коптилки иглу шприца и склоняется над раненым.

— Сейчас тебе лучше будет, Коля!

— Глаза не видят.

— После черепных операций глаза всегда опухают. — Варя отнимает иглу, прижимая место укола ватным шариком, смоченным в спирте.

— Как он тут у нас? — раздался знакомый басовитый голос за ее спиной.

Варвара поворачивает покрасневшее в наклоне лицо. Взгляд ее серьезен, тонкие брови сдвинуты.

— Подскочила температура: тридцать девять.

— Пульс? — сразу тревожно спрашивает Иван Иванович, завладевая рукой Оляпкина.

— Девяносто. Я сейчас сделала вливание глюкозы.

Иван Иванович закончил свой счет и потянулся к повязке.

Варвара придвинулась — помочь, настороженный Мотин подошел посветить с коптилкой в руках.

Хирург пощупал отек на лице раненого, попробовал приоткрыть ему глаз и сказал обнадеживающим тоном:

— Не пугайся, голубчик! Это нестрашно.

Но про себя подумал: «Неужели нагноение раны?»

— Сейчас мы увидим, в чем тут дело. — Он приподнял голову Оляпкина на своих широких ладонях, сосредоточенным взглядом следя за ловкими руками Варвары, снимавшей бинт, и, отвечая на сомнение, овладевшее было им, сказал. — Нет, все в порядке. Видите, Варенька, смотри, Леня: красноты в области шва нет, выделений — тоже. Значит, идет процесс рассасывания внутри мозга. Организм справляется с этой трудной задачей — вот и температура.

— А вливание? — спросил Мотин, все-таки не уверенный. — Правильно?

— Да, да, да! Верно поступила Варя. Что вы еще собирались предпринять? Магнезию? Давайте магнезию. Это ему очень поможет. — Иван Иванович снова потрогал обоими большими пальцами отеки под глазами Оляпкина и поглядел на Варвару, которая, вся раскрасневшись, расправляла рулончик бинта, готовясь накладывать новую повязку.

«Да, Варенька не подведет!»

— Значит, все хорошо? — спросила она, просияв.

Как у нее сразу отлегло на душе: осложнения у Оляпкина нет! В правильности своих мероприятий она не сомневалась, но не обиделась на Мотина за то, что он искал подтверждения ее правоты у главного хирурга госпиталя. Ведь он отвечает за жизнь доверенных ему людей и тоже должен знать, что можно допустить и чего нельзя.

И когда она с особенной дружелюбностью сказала ему: «Посвети поближе, Леня!» — Иван Иванович еще раз представил столкновение этих двух людей у постели больного и порадовался справедливости Варвары.

17

Он шел по траншее пригнувшись — над берегом так и посвистывало, — но Варвара издалека узнала его: и фуражка и шинель на нем казались ей иными, чем на других военных.

Первое, что она услышала от него, были слова:

— Как дела у Оляпкина?

— Хорошо чувствовал, но что-то опять температура поднялась…

Иван Иванович нахмурился, помолчал в раздумье, сжимая губы, и направился к штольням госпиталя.

Варвара остановилась, глядя ему вслед. Сейчас он войдет в госпитальное отделение и увидит Ларису… Там она. А ведь он шел в другую сторону. Но разве можно было не сказать ему о состоянии Оляпкина? Вдруг плохо будет раненому пулеметчику! И при чем тут Фирсова? При чем тут Варвара Громова и все ее душевные переживания?!

Надо думать о бойце Оляпкине, о серьезном его ранении и той изумительной операции, которую сделал ему Аржанов. А то, что, войдя в палату, хирург увидит Фирсову, надо забыть. Но при одной мысли об этом недоброе чувство, против которого девушка боролась всеми силами души и которое никак не могла побороть, снова овладело ею.

Сразу забывается Оляпкин, а представляется только встреча тех двоих. Красивая Лариса, но много и других красивых… Чем хуже сама Варвара? А чем хуже Аржанова тот же Платон Логунов? Ну кто бы это умный и чистый сердцем пояснил девушке — что такое любовь? Отчего она зарождается? Ведь если уважаешь кого, всегда можешь сказать, за что уважаешь. А как объяснить, почему полюбил? И зачем существует злая ревность? Отчего нельзя уговорить себя? Заставить себя, наконец, быть спокойной, по крайней мере, благоразумной!