Том 3. Корни японского солнца

Жил однажды богатый купец, у него умерла вторая, его любимая жена. При жизни его жена имела любимую аму. Купец сделал жене бумажную аму, точь-в-точь как живая. Женщину похоронили, и в первый же день живая ама услыхала голос своей хозяйки. Прислушиваясь, испуганная ама зажгла свечу, но голос настойчиво звал ее. «У меня нет ключей от моего ящика, я забыла их под подушкой, дай мне их», – говорил загробный голос. Испуганная ама вытащила ключи и подала их невидимому существу, – утром ключей не оказалось. Каждую ночь ама просыпалась от зова хозяйки, голос слышали все и в том числе муж.

Однажды аму нашли на могиле за городом. Ама была в обмороке. Призадумались родные и взяли аму в деревню, подальше от могилы умершей, но голос не оставлял ее и там.

Тогда родственники раскопали могилу, вынули куклу, изображающую аму, и сожгли ее, рассыпав пепел по ветру. С тех пор голос хозяйки перестал преследовать аму, но купец стал видеть свою жену, и жена жаловалась, что ее ама ушла от нее. В силу этого сказания, китайцы, принося покойнику кукол, заказывают их с неправдоподобными лицами.

Около гроба Сы-сюн-ди стояло множество таких кукол. Одна кукла держала поднос с трубкою, спичками и табаком, другая имела при себе чайный прибор, третья – кушанья, четвертая – вино. Все это искуснейше было сделано из бумаги. Размалеванные, раскосые, с разинутыми в страшной улыбке ртами, эти куклы казались мне уродами, – мои родственницы восхищались их красотой. Прикасаться ко всем этим подаркам женщинам не полагается, глазеть же – сколько душе угодно!

День похорон для каждого умершего китайцы вычитывают в книгах, чтобы похороны не совпадали со днем рождения живых родственников и чтобы как следует был закончен жизненный гороскоп; в силу этого иногда покойник вынужден дожидаться похорон несколько месяцев. Покойник ждет счастливого дня для своего путешествия в могилу. За все это время изредка служат панихиды, которые обыкновенно начинаются вечером и продолжаются всю ночь; досы тогда пьют бесконечный чай и лениво гнусавят над покойником. Сы-сюн-ди повезло: его похоронили быстро.

В день похорон обед подали в восемь часов утра. Собралось человек сорок досов, разряженных в разноцветные мантии. Кроме досов, пришло двадцать четыре здоровенных нищих, которые артельно нанялись нести гроб до кладбища. Гроб поставили в паланкин. Впереди гроба понесли цветы, куклы, домики и портрет покойника.

Туди ревел белугой, его окружали его однолетки-монахи, одетые, как и он, во все белое, в белых шапочках и туфлях, в белых халатах. В руках у Туди была метла. Туди, поддерживаемый товарищами, шел впереди гроба и изредка помахивал метлою; это означало, что верный ученик сметает все препятствия с дороги к царствию неземному. Туди старательно делал вид, что плачет.

Процессия растянулась на целую улицу. День был невыносимо жарок, дорога была песчана. Пыль набивалась в нос, глаза, в уши. Мы ехали в колымаге под балдахином. Я все время чихала, чем выводила Суна из благодушия.

Мать вслух мечтала, чтобы и ее похороны были так же торжественны.

За городом процессия потеряла торжественность; в неимоверной жаре все шли как попало, лишь бы скорее дойти до кладбища. Мы опередили гроб. Ожидая покойника, мы осматривали кладбище. Это было родовое кладбище Сунов, – у каждого китайского рода свое кладбище, общественных кладбищ нет; даже бедные китайские семьи должны иметь свою пещеру для мертвецов. Если китаец умирает далеко от родового кладбища, – не сейчас, так через год, три года, – труп его китайцы обязательно приволокут на родину.

Сун и старуха показали мне место, где они будут лежать. Сун предложил и мне выбрать себе место; у Суна умерла уже одна жена, он советовал мне ложиться рядом с нею.

Ну, а если передеремся там? – пошутила я.

Нет, вы не подеретесь, Сы-куй очень хорошая, добрая, она всегда тебе уступит, а кроме того, я вас успокою, – ответил Сун совершенно серьезно, – да и чего вам ссориться, денег я вам дам поровну, – добавил он.

Мы спустились в склеп. Я увидела свежее отверстие – яму в передней стене первой ямы, там стоял совершенно новый гроб отца Сы-сюн-ди, туда же поставят и самого Сы-сюн-ди. Тусклый свет фонаря освещал темную сырость. Сохранившиеся около гроба куклы были зловеще страшны. Мои родственницы, ожидавшие меня около склепа, расспрашивали, что я видела: они не могли спуститься в могилу на своих исковерканных ногах. Наконец принесли гроб. Обессилевшие от жары и тяжести носильщики-нищие с видимой радостью кинули гроб на землю. Досы сели отдохнуть и покурить. Но вдруг грянул оглушительный выстрел, которым давали знать родным-умершим о прибытии нового гостя. Досы поднялись и взялись за продолжение работы, расставляя всем умершим родственникам свечи и тарелочки с едою. Молодые досы загремели литаврами, заиграли в дудочки, запели. Загрохотали ракеты и шутихи. Ничего нельзя было понять в этом шуме и вое. Под этот вой гроб втащили в склеп, туда же отправили куклы и домики. После похорон еще раз ездили в кумирню, и все там напились, а мужчины накурились опиума.