– Дома хорошо! Там столько окошков, и все видно, – почему-то шепотом, как о чем-то самом сокровенном, сказала маленькая Оля.
И все замолчали. Всем вдруг так захотелось посмотреть в окошко и увидеть солнце и море и жить снова так, чтобы были не только вечер и ночь, но чтобы и утро было каждый день.
Потом опять заговорили о кладе, который искал Том Сойер.
– Конечно, как свечка у него сгорела, – сказал Толя Ковалев, – так он подумал, что без света ему совсем уж не вылезти.
– Да еще неопытный он был, – объяснил Ваня Гриценко. – Вам с непривычки тоже целый день тут не очень-то весело показалось?
– А что, если бы мы клад нашли? – сказал Жора.
– Какой такой клад? – спросил Володя. – У нас это называется раскопки. Нам учитель Ефим Леонтьевич по истории объяснял, и мы в музей с ним ходили, в лапидарий… Ну, если б нашли такой клад, тоже бы отдали в музей.
– Ясно, отдали бы, – подтвердил Ваня Гриценко. – Что ж, себе бы забрали, что ли?
– А себе ничего совсем не оставили бы? – поинтересовался Жора Емелин. Володя строго пояснил:
– Сперва бы все отдали, а потом бы уж за это нам благодарность объявили или школу нам восстановили.
– А денег бы совсем не дали за это? – спросил Жора.
– Ну, наверное, премировали бы – не в том счастье, – решил Володя. – Меня вон премировали за авиамодели, и я в Артек ездил. Так не за то ж работал!
Жора заявил:
– Я бы только фотоаппарат себе выпросил.
– А я бы еще попросил, чтобы мороженого дали целый ящик! – размечтался Вова Лазарев.
– А то ты мороженого никогда в жизни не ел! – упрекнул его Толя Ковалев. – Живот бы от жадности лопнул.
– А я б сразу все не ел. Я бы порций десять съел сразу, а остальное на погреб бы снес.
Стали думать, на что бы мог еще пригодиться клад. Устроить для всех пионеров праздник? Все равно лучше, чем Первое мая, не выйдет. Ходить каждый день в кино по три раза? А когда же уроки учить? Жить, ничего не делая? Ну что делать тогда? Купить в магазине на Кировской выставленный в окне корабль? Так почти такие Володя без всякого клада сам умел строить.
– Нам и без клада до войны хорошо было, – сказал Жора. – Жили себе – лучше не надо! Мне уж папа фотоаппарат обещал…
– Конечно, – сказал Вова Лазарев, – это у них за границей, в Америке, нужны всякие эти сокровицы.
– Как, как ты сказал?
– Ну, сокровицы…
– Не сокровицы, а сокровища, – поправил его Ваня Гриценко. – Нет, я считаю, сам этот Том Сойер – парень, в общем-то, был хороший, смелый. Только целоваться любил чуть что… А так он потом этот клад со своим товарищем честно пополам разделил в конце книги. А тот был совсем бедный, почти беспризорник. Ему и учиться было не на что. Ведь у них там, за границей, без денег и учиться нельзя.
– Ясно. У них же капиталисты, – солидно заметил Толя Ковалев. – У них там как? – продолжал он убежденно. – У них там – я читал в одной книжке, название только забыл – каждый хочет для себя побольше набрать и друг у дружки отнимают. А у нас же самое главное – это все общее.
– Потому что у нас скоро будет уже совсем коммунизм.
Это сказал Володя, и все повернулись к нему.
А Вова Лазарев сперва повторил тихонько про себя: «Коммунизм», – а потом решился спросить:
– А вот как это, Володя, будет, что – коммунизм?
Володя, подумав, твердо ответил:
– Коммунизм когда станет, так все у всех будет.
«Все у всех!» – повторили про себя младшие пионеры.
– Да, – продолжал Володя, – это значит: каждый будет работать как может, на что он способный, а ему всего дадут, сколько ему нужно. Отказа ни в чем не будет. Всего будет достаточно, потому что техника везде пойдет! И люди станут все развиваться, сделаются могучими и всю природу покорят! Только тут еще дела хватит, папа говорит. Так сразу, легко, конечно, не выйдет. Тут надо еще всем будет потрудиться. И следить, чтоб не разорял никто!.. Я про это книжку читал…
– Володя, а скоро будет коммунизм?
– Да он бы уж, наверное, у нас совсем скоро стал, только война вот… фашисты против. Неохота им, чтоб у нас коммунизм был.
– Я тогда знаю, на что бы клад отдал! – воскликнул вдруг Толя. – В фонд обороны СССР! Чтобы на тот клад танк сделали и назвали от нашего имени «Юный партизан».
И все замолчали, задумавшись. Где-то далеко, должно быть в крайней штольне верхнего горизонта, заглушенно зарокотал обвал.
– Это в секторе «Киев», – прислушавшись, уверенно пояснил Володя и почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо.
Он поднял голову – к нему склонился Корнилов. Политрук уже давно стоял тут, неслышно подойдя по мягкой пыли ракушечника, никем не замеченный в тени. Он слышал конец разговора, но не хотел вмешиваться. Глаза у него странно блестели, и, посмотрев на политрука, Володя понял, он все слышал.