Том 3. Молодая гвардия

Уля встала с опущенными вдоль тела руками, и вдруг на всех лицах несознаваемо отразилось то прекрасное, счастливое, бескорыстное чувство, какое в чистых душах не может не вызывать девичья красота. Но Уля не замечала этого любования ею.

– Мы, то есть Толя Попов и я, предлагаем Витю Петрова и Майю Пегливанову, – сказала она. Вдруг она увидела, что Любка с волнением смотрит на нее. – А на Восьмидомиках пусть Люба подберет: будем соседями, – сказала она своим спокойным и свободным грудным голосом.

– Ну что ты, право! – Любка покраснела и замахала своими беленькими ручками: какой же она, в самом деле, организатор!

Но все поддержали Улю, и Любка сразу присмирела: в одно мгновение она представила себя организатором на «Восьмидомиках», и ей это очень понравилось.

Ваня Туркенич нашел, что пришло время внести предложение, о котором они условились ночью с Олегом. Он рассказал все, что случилось с Олегом и чем это могло угрожать не только ему, а всей организации, и предложил вынести решение, которое навсегда запрещало бы Олегу участвовать в операциях без разрешения штаба.

– Я думаю, этого даже объяснять не надо, – сказал он. – Конечно, это решение должно распространяться и на меня.

– Он п-прав, – сказал Олег.

И они единодушно приняли это решение. Потом встал Сережка и очень смутился.

– У меня даже два сообщения, – хмуро сказал он, выпятив подпухшие губы.

Всем вдруг стало так смешно, что некоторое время ему даже не давали говорить.

– Нет, я хочу сначала сказать об этом Игнате Фомине. Неужто ж мы будем терпеть эту сволочь? – вдруг сказал Сережка, багровея от гнева. – Этот иуда выдал Остапчука, Валько, и мы еще не знаем, сколько наших шахтеров лежит на его черной совести!.. Я что предлагаю?.. Я предлагаю его убить, – сказал Сережка. – Поручите это мне, потому что я его все равно убью, – сказал он.

И всем вдруг стало ясно, что Сережка действительно убьет Игната Фомина.

Лицо Олега стало очень серьезным, крупные продольные складки легли на его лбу. Все члены штаба смолкли.

– А что? Он правильно говорит, – спокойным, тихим голосом сказал Ваня Туркенич. – Игнат Фомин – злостный предатель наших людей. И его надо повесить. Повесить в таком месте, где бы его могли видеть наши люди. И оставить на груди плакат, за что повешен. Чтобы другим неповадно было. А что, в самом деле? – сказал он с неожиданной для него жестокостью в голосе. – Они небось нас не помилуют!.. Поручите это мне и Тюленину.

После того как Туркенич поддержал Тюленина, у всех на душе словно отпустило. Как ни велика была в их сердцах ненависть к предателям, в первый момент им было трудно переступить через это. Но Туркенич сказал свое веское слово, это был их старший товарищ, командир Красной Армии, – значит, так и должно быть.

– Конечно, мы должны получить разрешение на это от старших товарищей, – сказал Олег, – но для этого надо иметь наше общее мнение… Я поставлю сначала на голосование предложение Тюленина о Фомине, а потом – кому поручить, – пояснил он.

– Вопрос довольно ясен, – сказал Ваня Земнухов.

– Да, вопрос ясен, а все-таки я поставлю отдельно вопрос о Фомине, – сказал Олег с какой-то мрачной настойчивостью.

И все поняли, почему Олег так настаивает на этом. Они дали клятву. Каждый должен был снова решить это в своей душе. В суровом молчании они проголосовали за казнь Фомина и поручили казнить его Туркеничу и Тюленину.

– Правильно решили! Так с ними и надо, со сволочами! – со страстным блеском в глазах говорил Сережка. – Перехожу ко второму сообщению…

Врач больницы, Наталья Алексеевна, та самая женщина с маленькими пухлыми ручками и глазами беспощадного, практического выражения, рассказала Сережке, что в поселке, в восемнадцати километрах от города, носящем также название Краснодон, организовалась группа молодежи для борьбы с немецкими оккупантами. Сама Наталья Алексеевна не состояла в этой группе, а узнала о ее существовании от своей сожительницы по квартире в поселке, где постоянно жила мать Натальи Алексеевны, – от учительницы Антонины Елисеенко, и обещала ей помочь установить связь с городом.

По предложению Сережки штаб поручил связаться с этой группой Вале Борц, поручил заочно, потому что связные, Нина и Оля Иванцовы и Валя, не присутствовали на заседании штаба, а вместе с Мариной сидели в сарае на дворе и охраняли штаб.

Штаб «Молодой гвардии» воспользовался тем, что Елена Николаевна и дядя Коля уехали на несколько дней в район, где жила родня Марины, – обменять кое-какие вещи на хлеб. Бабушка Вера Васильевна, притворившись, будто она верит, что ребята собрались на вечеринку, увела тетю Марину с маленьким сыном в сарай.

Пока они заседали, уже стемнело, и бабушка Вера неожиданно вошла в комнату. Поверх очков, у которых одна из держалок, заправленная за ухо, была отломана и прикручена черной ниткой, бабушка Вера взглянула на стол и увидела, что бутылка с водкой не тронута и кружки пустые.

– Вы бы хоч чай пили, я вам як раз подогрела! – сказала она, к великому смущению подпольщиков. – А Марину я уговорила лечь спать с сыном в сарае, бо там воздух чище.