Том 3. Молодая гвардия

Клава стояла у шкафа с книгами – это были книги, читанные в детстве, и грустно ей было от встречи с друзьями детства. Грустно было смотреть на черные пустые парты. Вечернее солнце косо падало в окна, и в его тихом и густом свете была какая-то грустная и зрелая улыбка прощания. Клаву даже не мучило больше любопытство, откуда знает ее учительница, – так грустно было Клаве жить на свете.

– Выбрали кое-что? – Учительница прямо смотрела на Клаву, резко очерченные губы ее были плотно сжаты, но в серых глазах где-то, очень далеко, стояло печальное выражение. – Вот видите, жизнь-разлучница оборачивается иногда жестоко, – говорила она. – А в молодости мы живем суетно, не зная, что то, что нам дано, дано на всю жизнь… Если бы я могла снова стать такой, как вы, я бы уже это знала. Но я не могу даже вам передать это… Если ваш друг придет, обязательно познакомьте меня с ним.

Екатерина Павловна не могла предполагать, что в это время Ваня Земнухов уже входил в Нижне-Александровский и входил с прямым поручением к ней, Екатерине Павловне.

Ваня передал ей шифровку – отчет о деятельности Краснодонского подпольного райкома. А Екатерина Павловна на словах передала ему требование Ивана Федоровича о развертывании подпольной организации Краснодона в боевой партизанский отряд и об усилении диверсий на дорогах.

– Передайте, что дела на фронте совсем не плохи. Может быть, очень скоро нам всем придется выступить с оружием в руках, – сказала Екатерина Павловна, пытливо вглядываясь в сидящего перед ней нескладного юношу, словно желая узнать, что же там кроется у него за очками.

Ваня сидел, молчаливый, ссутулившийся, и беспрерывно поправлял рукой свои распадающиеся волосы. Но, если бы знала эта женщина, каким огнем пылала душа его!

Все-таки они разговорились.

– Страшно оборачиваются судьбы людей! – говорила Екатерина Павловна, только что выслушавшая от Вани мрачную повесть гибели Матвея Костиевича и Валько. – У Остапчука, как вы его называете, осталась семья у немцев и тоже, может быть, замучена, а не то бродит бедная женщина с детьми по чужим людям и все-таки надеется, придет же он когда-нибудь спасти ее и детей, а его уже и в живых нет… Или вот была у меня женщина… – Екатерина Павловна рассказала о Марфе и о ее муже. – Рядом, а даже повидаться невозможно. А потом погонят его куда-нибудь поглубже, и сгинет он… Какая же казнь справедлива за это им, этим!.. – сказала она, стиснув в кулак сильную маленькую руку.

– Погорелый – это возле нас, там один наш парень живет, – сказал Ваня, вспомнив о Вите Петрове. Смутная мысль забродила в нем, но он даже себе еще не отдавал в ней отчета. – Пленных много? Охрана большая? – спрашивал он.

– Попробуйте вспомнить, кто из наших людей, способных организовать других, остался еще в живых в Краснодоне? – вдруг спросила она в какой-то своей внутренней связи.

Ваня назвал.

– А из военных, осевших после окружения или по другим причинам?

– Таких много. – Ваня вспомнил военных из числа раненых, спрятанных по квартирам: он знал от Сережки, что Наталья Алексеевна продолжает тайно оказывать им медицинскую помощь.

– Вы скажите тем, кто вас послал, чтобы установили связи с ними и привлекли их… Они скоро, очень скоро понадобятся и вам. Понадобятся, чтобы командовать вами, молодыми. Народ вы хороший, но они старше вас, – сказала Екатерина Павловна.

Ваня изложил свой план сделать у Клавы явочный пункт для связи «Молодой гвардии» с молодежью села и попросил помочь Клаве в этом.

– Пусть лучше она не знает, кто я, – с улыбкой сказала Екатерина Павловна, – мы будем с ней просто дружить.

– Но откуда вы все-таки знаете нас? – не вытерпел Ваня.

– Этого я вам никогда не скажу, а то вы будете очень смущены, – сказала она, и лицо ее вдруг приняло лукавое выражение.

– Что у вас за секреты? – ревниво спрашивала Клава у Вани, когда уже в полной темноте они сидели в горнице в доме Ивана Никаноровича и мама Клавы, давно, а особенно после событий на переправе, относившаяся к Ване, как к своему человеку в доме, спокойно спала на пышно взбитой, воздушной и жаркой до дурмана казачьей перине.

– Ты умеешь держать тайну? – на ухо спросил Ваня.

– Спрашиваешь…

– Поклянись!

– Клянусь.

– Она сказала, что один наш краснодонец прячется поблизости, и просила передать родным, а потом разговорились по пустякам… Клава! – тихо и торжественно сказал он, взяв ее за руку. – Мы создали организацию молодежи для борьбы с захватчиками, вступишь в нее?

– А ты в ней состоишь?

– Конечно.

– Конечно, вступлю! – Она приложила свои теплые-теплые губы к его уху. – Ведь я же твоя, понимаешь?

– Я приму от тебя клятву. Мы писали ее с Олегом, и я знаю ее наизусть, и тебе придется ее выучить.

– Я ее выучу, ведь я же совсем твоя…

– Тебе придется организовать молодежь здесь и по ближайшим хуторам.

– Я тебе все организую.

– Ты не относись к этому так легкомысленно. В случае провала это грозит гибелью.

– А тебе?

– И мне.

– Я готова погибнуть о тобой.

– Но я думаю, нам лучше обоим остаться живыми.

– Конечно, гораздо лучше.

– Ты знаешь, мне постелили там, у ребят, надо идти, а то неудобно.