Филипп Петрович прошел в свою конторку при цехе, бросил на стул свернутый халат, который он все время носил под мышкой, снял кепку, пальто, пригладил седые волосы, поправил расческой свои коротко подстриженные жесткие усы и пошел к Баракову.
Контора мастерских помещалась в небольшом кирпичном доме во дворе.
В отличие от большинства учреждений и частных жилищ в Краснодоне, в которых с наступлением холодов стало холоднее, чем на улице, в конторе мастерских было так же тепло, как во всех учреждениях и домах, где работали и жили немцы. Бараков сидел в своем теплом кабинете в суконной просторной блузе с отложным широким воротом, из-под которого выглядывал хорошо отглаженный голубой воротничок, подвязанный ярким галстуком. Бараков сильно похудел и загорел, и это еще больше молодило его. Он отрастил волосы и взбил себе спереди волнистый кок. Этим взбитым коком волос и ямочкой на подбородке и в то же время таким ясным, прямым и смелым взглядом больших глаз и плотно сжатыми полными губами приметно сильной складки он действительно производил на людей, в нынешней обстановке, двойственное впечатление.
Бараков сидел в своем кабинете и решительно ничего не делал. Он очень обрадовался Лютикову.
– Знаешь уже? – спросил Филипп Петрович, садясь против него, отдышиваясь.
– Туда ей и дорога! – Улыбка чуть тронула полные губы Баракова.
– Нет, я про сводку.
– Тоже знаю… – У Баракова был свой радиоприемник.
– Ну, и як же це воно буде у нас на Украини? – с усмешкой спросил Лютиков.
Русский человек, выросший в Донбассе, он иногда позволял себе этакую вольность.
– А ось як, – в тон ему ответил Бараков. – Будем готовить всеобщее… – Бараков обеими руками сделал широкое круглое движение, так что Филиппу Петровичу стало совершенно ясно, какое такое «всеобщее» будет готовить Бараков. – Как только наши подойдут… – Бараков неопределенно повертел над столом кистью руки и подвигал пальцами.
– Точно… – Филипп Петрович был доволен своим напарником.
– К завтрему я тебе весь план принесу… Задержка у нас не в детках, а в палочках-стукалочках да в конфетках… – Бараков случайно сказал в рифму и засмеялся. Речь шла о том, что людей найдется достаточно, но мало винтовок и патронов.
– Скажу ребятам, чтобы приналегли, – они достанут. Дело не в водокачке, – сказал Филипп Петрович, внезапно переходя к тому, что на самом деле больше всего волновало его. – Дело не в ней. А дело в том… Ты и сам понимаешь в чем.
На переносье у Баракова обозначалась резкая морщина.
– Знаешь, что я тебе предложу? Давай я тебя уволю, – твердо сказал он. – Придерусь к тому, что ты водокачку разморозил, и уволю.
Филипп Петрович задумался: действительно, мог быть и такой выход.
– Нет, – сказал он через некоторое время. – Спрятаться мне некуда. А если бы и было куда, – нельзя. Сразу все поймут, и тебе – каюк, а с тобой и другим. Потерять такое положение, как наше теперь, – нет, это не подойдет, – решительно сказал он. – Нет, будем смотреть, как там у наших на фронте. Если наши быстро пойдут, начнем работать на немцев с таким пылом и жаром, что, ежели кто в чем нас и подозревал, сразу увидит, что ошибся; немцам худо, а мы стараемся! Все равно всё нашим достанется!
Необыкновенная простота этого хода в первое мгновение поразила Баракова.
– Но ведь если фронт подойдет, поставят нас на ремонт вооружения, – сказал он.
– Если фронт подойдет, мы бросим все к чертовой матери и – в партизаны!
«Силен старый!» – с удовольствием подумал Бараков.
– Надо второй центр руководства создать, – сказал Филипп Петрович, – вне мастерских, без нас с тобой, вроде про запас. – Он хотел было сказать какое-нибудь утешительное, полушутливое замечание, вроде: «Он, конечно, и не понадобится, этот центр, да береженого…» и так далее, но почувствовал, что не нужно этого ни ему, ни Баракову, и сказал: – Люди у нас сейчас с опытом, а в случае чего отлично справятся и без нас с тобой. Верно?
– Верно.
– Придется райком созвать. Ведь мы ж с тобой созывали его еще до того, как немцы пришли. Где ж внутрипартийная демократия? – Филипп Петрович строго взглянул на Баракова и подмигнул.
Бараков засмеялся. Райком они действительно не созывали, потому что его почти невозможно было созвать в условиях Краснодона. Но все самое важное они решали, только посоветовавшись с другими руководящими людьми в районе.
Возвращаясь через цех к себе в конторку, Филипп Петрович увидел Мошкова, Володю Осьмухина и Толю Орлова, – они работали у соседних тисков.
Делая вид, что проверяет работу, Филипп Петрович пошел вдоль длинного, в половину протяжения цеха, стола у стены, за которым работали слесари. Ребята, только что беспечно курившие и болтавшие, для приличия взялись за напильники.
Когда Филипп Петрович подошел ближе, Мошков поднял на него глаза и сказал вполголоса, со злой усмешкой:
– Что, гонял?
Филипп Петрович понял, что Мошков уже знает о водокачке и спрашивает о Баракове. Мошков, как и другие ребята, не знал правды о Баракове и считал его немецким человеком.