Том 3. Молодая гвардия

– Нам-то уж не придется иметь с ними дело на Миусе. Но вы знаете, что это значит? – сказал генерал, вскинув на Андрея Ефимовича веселый взгляд из-под длинных своих ресниц. – Они не так уж глупы; им теперь действительно придется уходить с Северного Кавказа и с Кубани!

Генерал засмеялся, а Катя покраснела, – настолько слова генерала совпадали с предположениями Ивана Федоровича.

– А теперь посмотрим, что здесь нового для нас. – Генерал взял лежавшую поверх военной карты большую лупу и стал рассматривать значки и кружочки, расставленные точной рукой Ивана Федоровича на листке папиросной бумаги. – Это известно, это известно… так… так… – Он разбирал смысл значков Ивана Федоровича без объяснительной записки, которая еще не была расшифрована. – Что ж, значит, ваш Василий Прохорович не так уж плох, а ты все – «разведка плоха, разведка плоха»! – с тонко скрытой иронией сказал генерал стоявшему рядом с ним массивному полковнику с черными усами, начальнику штаба корпуса.

Очень низенького роста, полный лысый военный, с лицом, лишенным бровей, с непередаваемой хитрецой в светлых живых глазах, предупредил ответ полковника:

– Эти сведения, товарищ командир корпуса, у нас из того же источника, – сказал он без смущения.

Это и был Василий Прохорович, начальник разведки штаба корпуса.

– О-о, а я думал, вы это сами узнали! – разочарованно сказал генерал.

Офицеры засмеялись. Но Василий Прохорович не придал значения ни насмешливому замечанию командира корпуса, ни смеху своих товарищей сослуживцев, – как видно, он привык к этому.

– Нет, вы обратите внимание, товарищ генерал, вот на эти данные, вот здесь перед Деркулом. А ведь они отстают! Мы уже знаем здесь побольше, – спокойно сказал он.

Катя почувствовала, что реплика Василия Прохоровича как бы снижает значение сведений, собранных Иваном Федоровичем, сведений, ради которых она, Катя, проделала весь этот путь.

– Товарищ, который передал мне эти сведения, – сказала она резким голосом, – товарищ этот просил предупредить: все новые данные, связанные с отступлением противника, он будет передавать, и, я думаю, он их уже передает. А эта карта вместе с пояснениями к ней дает общую картину положения в области.

– Верно, – сказал генерал. – Она больше нужна товарищу Ватутину и товарищу Хрущеву. Мы им ее и перешлем. А сами воспользуемся тем, что нас касается.

Только поздней ночью Екатерина Павловна дождалась возможности поговорить по душам с Андреем Ефимовичем.

Они не сидели, а стояли в пустой, но натопленной комнате, при свете трофейных немецких плошек, и Катя спрашивала:

– Как же вы попали сюда, Андрей Ефимович, милый?

– А чему вы удивляетесь? Ведь мы вступили на территорию Украины. Хоть она еще мала, да наша! Правительство возвращается на родную землю и наводит советские порядки. – Андрей Ефимович усмехнулся, и его мужественное лицо в мелких морщинках сразу помолодело. – Войска наши, как вам известно, вступили во взаимодействие с украинскими партизанами. Как же без нас тут обойтись? – Он сверху вниз глядел на Катю, глаза его лучились. Но вдруг лицо его снова стало серьезным. – Хотел дать вам отдохнуть, а уж завтра поговорить о деле. Да ведь вы человек мужественный! – Он немного смутился, но глаза его прямо глядели в глаза Кати. – Ведь мы хотим вас направить обратно – прямо в Ворошиловград. Нам нужно узнать многое такое, что только вы сможете узнать… – Он помолчал, потом сказал тихо и вопросительно: – Конечно, если вы очень измотались…

Но Катя не дала ему договорить. Сердце ее преисполнено было чувства гордости и благодарности.

– Спасибо, – едва выговорила она. – Андрей Ефимович, спасибо!.. И больше ничего мне не говорите. Вы не могли бы сказать ничего, что сделало бы меня такой счастливой, – взволнованно говорила она, и ее загорелое, резких очертаний лицо, оттененное белокурыми волосами, стало прекрасным. – И единственная просьба к вам: пошлите меня завтра же, не отсылайте меня в политуправление фронта, я не нуждаюсь в отдыхе!

Андрей Ефимович подумал, покачал головой, потом улыбнулся.

– Да ведь нам не к спеху, – сказал он. – Немножко будем выравниваться, закрепляться на занятых рубежах. Деркул, тем более Донец с ходу не возьмешь. И Миллерово и Каменск держат нас. А вам есть что порассказать в политуправлении. Значит, нам пока не к спеху. Выступите дня через два-три…

– Ах, почему не завтра! – воскликнула Катя, и сердце ее облилось кровью от тоски и любви.

На третий день к вечеру Екатерина Павловна снова была в знакомой деревне, в хате у Гали: Екатерина Павловна была все в том же полушубке и в темном платке и с тем же документом учительницы с Чира.

Теперь в этой деревушке стояли наши. Но высотки в направлениях на север и на юг все еще были заняты противником. Линия немецких укреплений проходила по водоразделу между Камышной и Деркулом и в глубину на запад и по самому Деркулу.

Маленький Сашко, такой же аккуратный и безмолвный, ночью провел Катю тем самым путем, каким когда-то вел Катю старик Фома, и она попала в хатенку, где несколько дней назад напутствовал ее Иван Федорович.