Том 3. Non-fiction

То, что мы называем «искать легких путей», чаще всего означает искать путей социально приемлемых. А авантюрист живет очень социально неприемлемой жизнью, но многие называют легкой жизнью именно это. Есть противоречия в терминах. Люди называют легкой жизнью совершено взаимоисключающие вещи, как бы потому, что слова вообще обманчивы. На самом деле человек… просто в нем две потребности расходящиеся, социальное существо, с другой стороны, наделен сознанием, сознанием по своей природе индивидуалистично. В большинстве случаев социальное побеждает индивидуальное по той простой причине, что индивидуальное питается именно духовным существом. А если оно не породилось, то животная душа изнашивается к 33 годам, и сил, чтобы плыть против течения не остается в социальном смысле. Дальше живут легкой жизнью, которая, с моей точки зрения, чудовищно тяжела.

По поводу левых убеждений. Я не считаю, что я когда-либо придерживался левых убеждений в каком-нибудь каноническом смысле. Если иметь в виду чисто политические убеждения, то менялись несколько раз за жизнь, причем довольно на противоположные векторы. Политические убеждения — это всегда не более, чем функция момента, относиться к ним надо цинично. У тебя есть некая задача, твоя задача, политические убеждения, если ты занимаешься активной социальной жизнью, они могут тебе эту задачу решить, если ты примкнешь то к той, то к другой стороне. Совершенно все равно, правые, левые, синие, меня интересует тот, кто в настоящий момент работает на мою задачу.

ОБ:

А можно пример? Вот вы издали тюремные дневники Лимонова, как, на ваш взгляд, это работает на вашу задачу?

ИК: Мне очень нравится Лимонов. Мы с ним дружим, он очень хороший человек, очень интересный человек, очень замечательный человек, очень талантливый писатель. У меня нет никакого пиетета перед его политическими убеждениями, для меня совершенно неприемлем национализм ни в какой форме, потому что я не интернационалист, а антинационалист. Я считаю, что сама идея наций — это одно из мощных оружий дьявола на земле. Национализм для меня его неприемлем. Опять-таки, это его личная беда. У меня много друзей-гомосексуалистов, я гетеросексуал. Ну и что? Это их личная проблема. Это всегда брак по расчету, брак с любым автором, особенно в области нехудожественной литературы, где выражаются определенные идеи.

ОБ: То есть вы так Лимонову и говорите: твой национализм я не люблю.

ИК:

Безусловно.

ОБ: А что любите?

ИК: Факел преемственности, который он несет — близкого и понятного по духу либертарианства начала века и даже века прошлого. Ту великую романтическую эстафету, которую он выхватывает, это в нем мне нравится, это его начало, я понимаю даже прекрасно, как из него рождается политическая активность. Национал-большевистскую партию как партийно-молодежный клуб по концентрации всех молодых людей талантливых, которые противостоят господствующей социальности, я ценю очень высоко. Национал-большевистскую партию как конкретную политическую практическую единицу я не оцениваю никак. Слово «партия» в данном случае не более, чем эстетический прием.

ОБ:

Хорошо, личностей не существует, политические убеждения — условность. Может быть, есть то, зачем вы издаете такую политическую литературу?

ИК: Есть посыл. Я могу озвучить какие-то свои мечты и чаяния, естественно. Но я всегда озвучиваю и осознаю, что это всего лишь образ. Если этот образ подменит собой реальность, то я попаду в плен этому образу, и сразу на меня поставят какой-то ярлык — «правый», «левый». Поэтому как-то опасно озвучивать. Для этого способ хороший существует. Я считаю, что есть какая-то польза в постмодернистской иронии. Польза в том, что она дала очень хороший способ уходить от окончательного ответа. Почему нужно уходить от окончательного ответа? Не только потому, что он невозможен, он всегда будет ложным, но еще и потому, что окончательный ответ всегда берет в плен того, кто его произнес. Жизнь — это не окончательный ответ.

«Радио Свобода», 3 апреля 2004 г.

К радикальному абсолюту

Беседа Вадима Штепы с главным редактором издательства «Ультра. Культура» Ильей Кормильцевым.

ВШ: Илья, Ваше имя у большинства публики продолжает ассоциироваться скорее с рок-музыкой, чем с литературными переводами и книгоизданием. Что же все-таки сподвигло Вас так круто изменить сферу приложения Ваших творческих сил? Литература Вам кажется актуальнее музыки?

ИК: Публика — это скопище идиотов, которой важнее всего чего-нибудь с чем-нибудь ассоциировать, чтобы не думать мозгами, которых, впрочем, в большинстве случаев просто не имеется. Если я завтра захочу танцевать, то буду танцевать. Другой вопрос — плохо или хорошо. Занимаюсь я всегда одним и тем же отрицанием реальности. Да, в последнее время музыка — плохой инструмент отрицания реальности. Впрочем, она выполняла эту функцию слишком долго и слишком плохо, на не вполне заслуженных основаниях. В последнее время я склоняюсь к мысли, что все это (с музыкой) было подстроено специально.