Гончарова
. Вы не извольте беспокоиться, я могу переговорить с вами.Шишкин
. Мне бы самого господина камер-юнкера.Гончарова
. Ну слушаю, слушаю.Шишкин
. Дельце-то простое. В разные сроки времени господином Пушкиным взято у меня под залог турецких шалей, жемчугу и серебра двенадцать с половиной тысяч ассигнациями.Гончарова
. Я знаю...Шишкин
. Двенадцать с половиной, как одна копеечка.Гончарова
. А вы не могли бы еще потерпеть?Шишкин
. С превеликим бы одолжением терпел, сударыня. И Христос терпел и нам велел. Но ведь и в наше положение надобно входить. Ведь туловище-то прокормить надо? А у меня сыновья, осмелюсь доложить, во флоте. Их поддерживать приходится. Приехал предупредить, сударыня, завтра продаю вещи. Персиянина нашел подходящего.Гончарова
. Убедительно прошу подождать, Александр Сергеевич уплатит проценты.Шишкин
. Верьте, не могу. С ноября месяца ждем, другие бы давно продали. Персиянина упустить боюсь.Гончарова
. У меня есть фермуар и серебро, может быть, вы посмотрели бы?Шишкин
. Прошу прощенья, канитель с этим серебром, сударыня. А персиянин...Гончарова
. Ну помилуйте, как же так без вещей остаться? Может быть, вы все-таки взглянули бы? Прошу вас в мою комнату.Шишкин
. Ну что же, извольте. (Гончарова
. Четыре тысячи триста.Шишкин
. Дороговато! (Битков, оставшись один, прислушивается, подбегает со свечой к фортепиано, рассматривает ноты. Поколебавшись, входит в кабинет, читает названия книг, затем, испуганно перекрестившись, скрывается в глубине кабинета. Через некоторое время возвращается на свое место к часам в гостиную. Выходит Гончарова, за ней Шишкин — с узелком.
Гончарова
. Я передам.Шишкин
. Векселек мы, стало быть, перепишем. Только уж вы попросите Александра Сергеевича, чтобы они сами пожаловали, а то извозчики уж больно дорого стоят. Четвертая Измайловская рота, в доме Борщова, в заду во дворе маленькие оконца... да они знают. Оревуар, мадемуазель[213].Гончарова
. Au revoir, monsieur...[214]Битков
(Гончарова
. Хорошо.Битков
. Прощенья просим. (Гончарова у камина. В дверях появляется Никита.
Никита
. Эх, Александра Николаевна!Гончарова
. Ну что тебе?Никита
. Эх, Александра Николаевна!Пауза.
Вот уж и ваше добро пошло.
Гончарова
. Выкупим.Никита
. Из чего же это выкупим? Не выкупим, Александра Николаевна.Гончарова
. Да что ты каркаешь сегодня надо мною?Никита
. Не ворон я, чтобы каркать. Раулю за лафит четыреста целковых, ведь это подумать страшно... Каретнику, аптекарю... В четверг Карадыкину за бюро платить надобно? А заемные письма? Да лих бы еще письма, а то ведь молочнице задолжали, срам сказать! Что ни получим, ничего за пазухой не остается, все идет на расплату. Александра Николаевна, умолите вы его, поедем в деревню. Не будет в Питере добра, вот вспомните мое слово. Детишек бы взяли, покойно, просторно... Здесь вертеп, Александра Николаевна, и все втрое, все втрое. И обратите внимание, ведь они желтые совсем стали, и бессонница...Гончарова
. Скажи Александру Сергеевичу сам.Никита
. Сказывал-с. А они отвечают: ты надоел мне, и без тебя голова вихрем идет. Как не надоесть за тридцать лет!Пауза.
Гончарова
. Ну Наталье Николаевне скажи.Никита
. Не буду я говорить Наталье Николаевне, не поедет она.Пауза.
А без нее? Поехали бы вы, детишки и он.
Гончарова
. Ополоумел, Никита?Никита
. Утром бы из пистолета стреляли, потом верхом бы ездили... Детишкам и простор и удобство.Гончарова
. Перестань меня мучить, Никита, уйди.Никита уходит. Гончарова, посидев немного у камина, уходит во внутренние комнаты. Слышится колокольчик. В кабинет, который в полумраке, входит не через гостиную, а из передней — Никита, а за ним мелькнул и прошел в глубь кабинета какой-то человек. В глубине кабинета зажгли свет.
Никита
(Гончарова
(Никита уходит в столовую.
(