Том 3. Письма и дневники

Прежде еще ты говоришь: «Для общества нет ничего вечного, все для него, как и оно само, временно и случайно; вечность существует только для человека — не как гражданина, а как лица. Государство, которое захочет служить вечности, должно принять или устав Василия Великого

[432], или иное подобное учреждение, но в обоих случаях оно перестает быть государством». Я думаю, что тут есть какая-нибудь ошибка в твоих выражениях. Ибо не может быть, что бы ты в самом деле думал, что цель государства должна быть только временная и случайная, а все вечное к нему не относится. Тогда для него и в нем не существовало бы ни справедливости, ни нравственности, ни святости законов, ни достоинства человека, ни духа народного и пр., но только удобное и полезное для временных целей. Тогда, способствуя всеми мерами к развитию благосостояния физического в народе, оно должно всеми также зависящими от него мерами заглушать развитие духовное, как могущее быть иногда прямо противно этим временным целям земного благосостояния. Хотя бывали, может быть, правители государств, которые имели подобные убеждения, но, кажется, никто не смел их громко выговаривать.

Если ты скажешь, что против такого угнетательного направления правительств ты обезопасил себя другим требованием, именно тем, что «государство, — как ты говоришь, — должно доставлять нам одно: возможность приобрести все, что нужно для земной жизни, и пользоваться спокойно этим приобретением, т. е. свободу». Это хорошо на словах, но почему же ты думаешь, что государство, которое существует с какой-нибудь мелкой земной целью, послушается твоего требования свободы? Понятие о свободе политической есть понятие относительное и отрицательное, и только на нем основывалось бы и для него существовало бы общество. Как и чем удержишь ты эту свободу в таком устройстве, которое не признает другой законности, кроме господства большинства, т. е. перевеса силы? Если же в это относительное и отрицательное понятие о свободе политической мы захотим вложить смысл существенный и положительный и назовем ее уважением к свободе нравственной и к достоинству человека, то такое понятие непосредственно происходит из начал религиозных; и если ты хочешь, чтобы государство признало его, то оно должно признать и производящие ее начала за свое законное основание. Признать святость нравственного лица нельзя, не признавая святости вечных нравственных истин, которых источник и средоточие есть вера. Потому, только возникая из веры, и ей подчиняясь, и ею одушевляясь, может государство развиваться стройно и сильно, не нарушая свободного и законного развития личностей и так же свободно и живительно согласуясь с духом народа, проникнутого тою же верою.

Здесь оканчиваю я письмо мое, любезный друг, но не ответ, ибо надеюсь продолжать в Калуге. Но письмо это дошло до того пункта, на котором кончилось первое и с которого оно было отодвинуто твоим нападением. Следовательно, эти 3 письма (2 моих и 1 твое) составляют одну половину вопроса, т. е. об отношении государства к церкви вообще. Вторая половина будет рассматривать эти отношения в особенности, т. е. какая система верования соответствует какому устройству государства. Здесь-то и заключается настоящее зерно моей мысли. Потому если напишешь на это письмо ответ, то не сообщай его мне прежде окончания моего письма. Остаюсь и пр.

106. Оптинскому старцу Макарию

20 ноября 1853 года

Сердечно любимый и многоуважаемый батюшка!

Примите мое искреннее поздравление с нынешним днем Вашего рождения и с наступающим днем Вашего Ангела. От всего сердца прошу у Господа вместе со всеми любящими Вас Вам всякого блага и долгой жизни, для нас, любящих Вас, необходимой. Все то добро, которое Господь разлил и продолжает разливать через Вас и за Вас на других, — да будет всегда присуще Вашему сердцу и да сопровождает благополучием Ваше прекрасное путешествие по земле!

Прошу святых молитв Ваших за нас и за Васю (который теперь находится в каком-то тяжелом положении, о котором Наталья Петровна Вам писала). Помолитесь также о справедливом и хорошем окончании того дела рекрутства, о котором я Вам писал и в котором видел уже явную помощь Божию отчасти.

Благодарю Вас и испрашивая святого благословения Вашего, с почтением и преданностию имею честь быть Вашим покорным слугой и духовным сыном И. Кирееский.

107. Оптинскому старцу Макарию

24 ноября 1853 года

<…> Прилагаемое письмо было писано в день Вашего рождения, многоуважаемый и сердечно любимый батюшка, но оно тогда опоздало на почту[433]. Между тем с тех пор получили мы еще известие об Васе и письмо от него. И то и другое возбуждает во мне сердечные беспокойства, которые спешу передать Вам на разрешение и вразумление меня.