Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

Когда звук его голоса замер, воцарилась долгая, глубокая, почти мертвая тишина. Свежий утренний ветерок проник в пещеру, и обитатели ее почувствовали на себе его живительное воздействие. Минуты текли, но ничто не нарушало покоя, и в душе путников зародилась надежда, хотя каждый боялся высказать вслух предположение, которое в следующую же секунду могло быть опровергнуто самым страшным образом.

Один Давид не разделял общего волнения. Луч света, проникавший через расщелину, озарял его изможденное лицо и падал на томик, который он опять принялся перелистывать, словно отыскивая псалом, наиболее соответствующий данной минуте. Им вероятнее всего руководило сейчас смутное воспоминание о словах Дункана насчет того, что в пещере он сможет предаться любимому занятию. Наконец его терпеливое усердие было вознаграждено: ничего не объясняя и даже не попросив извинения, певец громко объявил: «Остров Уайт»,— извлек из своего камертона долгий нежный звук и голосом, еще более нежным и мелодичным, пропел первые такты только что названного им песнопения.

— Не опасно ли это? — подняв на Хейуорда темные глаза, осведомилась Кора.

— Голос бедняги слишком слаб, чтобы его расслышали за грохотом водопада,— последовал ответ.— Кроме того, звук скрадывается стенами пещеры. Пусть же усладится любимым занятием, благо предаваться ему можно без риска.

— «Остров Уайт»,— повторил Давид, обводя присутствующих тем внушительным, исполненным достоинства взглядом, каким с давних пор привык добиваться молчания от своих шумливых, перешептывающихся учеников.— Это прекрасная мелодия, и положены на нее высокие слова. Исполним же гимн с подобающим благоговением.

Певец выразительно помолчал, выжидая, пока установится тишина, и наконец полились тихие звуки, которые, постепенно нарастая, заполнили узкую пещеру и показались слушателям особенно трогательными из-за слабого, дрожащего голоса раненого. Мелодия, очаровательная несмотря ни на что, мало-помалу захватила присутствующих. Она заставила их забыть об убогой переделке песни Давидовой, с таким усердием выбранной певцом из целого тома подобных же излияний,— проникновенная гармония звуков искупила бессмысленность слов. Алиса машинально утерла слезы и устремила на бледное лицо Гамута взгляд, полный умиления и восторга, который она не могла, да и не старалась скрыть. Кора одобрительно улыбнулась тезке царя израильского в награду за благочестивое рвение, а растроганный Хейуорд оторвал свой суровый взор от входа в пещеру и смотрел теперь то на Давида, то на лучистые влажные глаза Алисы. Нескрываемое сочувствие зрителей вдохновило страстного любителя музыки, и голос его вскоре обрел звучность и полноту, не утратив той волнующей задушевности, которая придавала ему такую прелесть. Гамут до предела напряг свои восстановившиеся силы, и своды пещеры вновь загудели от протяжных мощных звуков, как вдруг снаружи донесся вой; священный гимн мгновенно прервался, и певец смолк так резко, словно сердце его буквально подступило к горлу и пресекло дыхание.

— Мы погибли! — вскрикнула Алиса, бросаясь Коре на грудь.

— Нет, еще нет! — взволнованно, но бесстрашно возразил Хейуорд.— Вой донесся с середины острова — он вырвался у дикарей при виде убитых соплеменников. Они еще не обнаружили наше убежище; значит, надежда не потеряна.

Как ни маловероятны, даже ничтожны были виды на спасение, слова Дункана не пропали даром, потому что сестры нашли в себе силы молча ждать дальнейших событий. За первым воплем незамедлительно последовал второй, после чего голоса зазвучали во всех концах острова; наконец, совсем рядом с голой скалой, нависшей над пещерами, послышался дикий победный клич, сопровождаемый такими жуткими завываниями и возгласами, на какие способен только человек, да и то пребывающий в состоянии самой закоснелой дикости.

Шум доносился со всех сторон. Одни индейцы окликали других с окраин острова, те отвечали им с высоты скалы. Крики раздавались и в опасной близости от соединявшей обе пещеры расщелины, смешиваясь с хриплым ревом, который поднимался из глубины ущелья. Одним словом, дикие звуки разносились по голой скале с такой быстротой, что когда испуганным слушателям казалось, будто эта адская музыка раздается где-то внизу, она на самом деле гремела уже выше и вокруг них.