- О господи! - сказал полковник. - Какой ужас! Но не падай духом, дорогая, не падай духом! - И голос его оборвался.
- Нет, мы не покинем тебя, - продолжал он потом. - Мы все для тебя сделаем. Я знаю, ты не хотела его убить. Это, конечно, был приступ безумия, знаешь, или что-то в этом роде. Ты прежде ничего такого не делала.
Лора слабо улыбнулась:
- Да, правда, что-то в этом роде. Налетело, как вихрь. Он был негодяй, вы ведь ничего не знаете.
- Я предпочел бы сам его убить - на дуэли, по всем правилам. Жаль, что не убил. Но ты не горюй. Мы тебя вызволим - достанем лучшего защитника; нью-йоркские адвокаты все могут, я читал о таких случаях. А теперь надо устроить тебя поудобнее. Мы привезли кое-что из твоего платья. Что еще тебе нужно?
Лора сказала, что ей хотелось бы получить простыни для постели, коврик, чтобы можно было не становиться на каменный пол, и пусть ей присылают приличную еду; и хорошо бы несколько книг, бумагу и чернила, если здесь позволяют писать. Полковник и Вашингтон обещали доставить все что нужно и затем горестно простились, - судя по всему, куда больше опечаленные положением преступницы, чем она сама.
Уходя, полковник пообещал надзирательнице, что если она немного позаботится о Лоре, она на этом ничего не потеряет; а стражу, выпускавшему их, сказал покровительственно:
- У вас солидное заведение, оно делает Нью-Йорку честь. У меня тут друг... мы с вами еще увидимся, сэр.
На другой день в газетах появились еще кое-какие сведения из жизни Лоры, расцвеченные и раздутые репортерским красноречием. Некоторые из них бросали зловещий свет на прошлое полковника Селби и рисовали Лору прекрасной мстительницей за поруганную честь; другие же изображали Лору навязчивой любовницей и кровожадным зверем. Нанятые для Лоры адвокаты, едва успев повидаться со своей подзащитной, положили конец ее встречам с репортерами, но это не помешало, а скорее способствовало появлению то здесь, то там новых газетных заметок, рассчитанных на то, чтобы вызвать сочувствие к бедной девушке.
Не обошлось без "морали", которую выводили из случившегося крупнейшие газеты; каждая толковала событие на свой лад, и Филипп сохранил три или четыре вырезки, которые ему особенно понравились. Позднее он часто читал их вслух своим друзьям и просил угадать, из какой газеты сделана каждая вырезка. Одна статья, отличавшаяся простотой стиля, начиналась так:
"История никогда не повторяется, но калейдоскопически пестрые картины живописного настоящего порою как бы состоят из осколков древних преданий. Вашингтон - не Коринф, и Лаис, прекрасная дочь Тимандры[170]
, быть может, и не была предшественницей восхитительной Лоры из плебейского рода Хокинсов, но ораторы и государственные мужи, покупавшие благосклонность одной, были, должно быть, столь же неподкупны, как наши республиканские деятели, которых ныне наставляют, как любить и как голосовать, нежные уста деятельницы вашингтонских кулуаров; и, возможно, современная Лаис никогда не покинула бы столицу, найдись там хоть один американский Ксенократ, который устоял бы перед ее чарами. Но тут сходство кончается. Лаис, бежавшая с юным Гипостратом, была убита женщинами, что завидовали ее очарованию, а Лора, бежавшая в свою Фессалию с юным Брайерли, убивает другого своего любовника и мстит за все обиды, нанесенные представительницам ее пола".В другой газете редактор начал свою статью не с таких лирических красот, но с не меньшей силой. Закончил же он так: