Том 3. Романы. Рассказы. Критика

Затем гроб с телом Григория Тимофеевича закрыли, вынесли, поставили на катафалк и увезли на кладбище, за город. Потом наступили февральские сумерки, потом Париж погрузился в свою обычную для этого времени ледяную тьму, и эта ночь заволокла собой все, что только что происходило. И после того, как прошло некоторое время, мне начало казаться, что ничего этого вообще не было, что это было видение, кратковременное вторжение вечности в ту случайную историческую действительность, в которой мы жили, говоря чужие слова на чужом языке, не зная, куда мы идем, и забыв, откуда мы вышли.

Интеллектуальный трест^*

Я никогда не имел прямого отношения к коммерции и то, что многие люди были способны тратить на это всю свою жизненную и душевную энергию, мне представлялось загадочным и непонятным. Я не мог, конечно, отрицать того, что в некоторых случаях материальные выгоды такой деятельности были совершенно бесспорны. Но это бывало далеко не всегда, и, чтобы в этом преуспеть, нужен был какой-то особенный вид вдохновения, не имеющий часто ничего общего с вдохновением артистическим, например.

Поэтому я был очень удивлен, когда однажды ко мне явился мой старый товарищ, поэт Алексеев, Василий Семенович, и сказал:

– Я к тебе по делу. Мы начинаем коммерческое предприятие и предлагаем тебе работать с нами.

На цыганском его лице было какое-то такое выражение, которого я никогда до тех пор у него не видел.

– Какое предприятие? – спросил я. – И кто это мы? Тогда он мне объяснил, что мы – это он сам, затем Александр Александрович Борисов, тоже поэт и «почтительный ценитель культуры», как он себя иногда называл, и, наконец, еще один человек, которого я не знал, Аристарх Пантелеймонович Смирнов. Четвертым членом ассоциации должен был стать я, – не потому, однако, что основатели предприятия были бы склонны переоценивать мои таланты в этой области, которые мне мешало до сих пор проявить неблагоприятное стечение обстоятельств, а оттого, что я умел править автомобилем. Характер этого начинания мне показался крайне спорным: предполагалось развозить по частным домам молочные продукты – сыр, масло, яйца.

– Кому же вы это будете доставлять? – спросил я. – И в каких количествах?

– У нас уже есть известная клиентура, – сказал Алексеев. – Кроме того, мы предполагаем ее значительно расширить по мере поступления средств и увеличения оборотного капитала.

Эти выражения – «поступление средств», «увеличение оборотного капитала» – в его устах звучали как-то тревожно-неестественно. Если бы речь шла о лирике, романтизме, о некоторых особенностях амфибрахия, о метафоричности, о символистах, это было бы нормально. Но в том, что он, Вася Алексеев, мог говорить о расширении клиентуры, было, как мне показалось, какое-то мрачное символическое предзнаменование. Кроме того, количества предполагаемых продуктов для предполагаемой клиентуры поразили меня своей незначительностью: полфунта или четверть фунта масла, полдюжины яиц, «немного сыра».

– А почему, собственно, твой клиент будет сидеть и ждать, пока ты привезешь ему четверть фунта масла, вместо того чтобы просто послать горничную за угол и купить это же самое масло в первой лавочке?

– В психологии клиента, – сказал Вася, – есть некоторые специфические факторы, которых ты не учитываешь. Но ты увидишь, как это будет на практике.