Читаем Том 3. Трилогия о Лёвеншёльдах полностью

Ни один человек не вышел им навстречу. Кучер отправился на задний двор искать конюха, и конторщик воспользовался случаем, чтобы повиниться перед Шагерстрёмом.

— Тебе незачем спрашивать Бёрьессона о пожаре! Никакого пожара не было. Просто мне необходимо было что-то придумать, чтобы привезти тебя сюда. Фрёберг пригрозил, что откажет мне от места, если я вернусь без тебя.

— Да, но как же сгоревшие, бездомные? — спросил Шагерстрём, который не мог так сразу отрешиться от этой мысли.

— Да их и не было вовсе, — в полном отчаянии признался конторщик. — Что мне оставалось делать? Я принужден был солгать, чтобы помешать тебе раздарить свое имущество.

Шагерстрём посмотрел на него холодно и безразлично.

— Разумеется, ты сделал это из добрых побуждений. Но все это бесполезно. Я возвращаюсь в Стокгольм, как только запрягут свежих лошадей.

Конторщик вздохнул и промолчал. Делать было нечего. Игра была проиграна.

Тем временем вернулся кучер.

— На дворе ни одного работника не видать, — сказал он. — Я встретил какую-то бабу, так она говорит, что управляющий и все фабричные на лосиной охоте. Загонщики вышли со двора в четыре часа и так, видать, торопились, что конюх даже корму задать лошадям не успел. Извольте послушать, как они топочут…

И вправду, из конюшни доносились звуки глухих ударов: это голодные животные били копытами.

Слабая краска выступила на щеках Шагерстрёма.

— Будьте добры, засыпьте корму коням, — обратился он к кучеру и дал ему денег на выпивку.

С пробудившимся интересом он огляделся вокруг.

— Доменная печь не дымит, — сказал он.

— Домна погашена впервые за тридцать лет, — ответил Нюман. — Руды нет. Что тут будешь делать? Бёрьессон, как видишь, отправился на охоту со всеми своими людьми, и я его понимаю.

Шагерстрём покраснел еще больше.

— И кузница не работает? — спросил он.

— Наверняка. Кузнецы ходят в загонщиках. Но тебе-то что за дело? Ты ведь все это отдаешь.

— Разумеется, — уклончиво ответил Шагерстрём. — Мне до этого никакого дела нет.

— Теперь это все перейдет к господам из правления масонского приюта, — сказал конторщик.

— Разумеется, — повторил Шагерстрём.

— Не хочешь ли войти? — спросил Нюман, направляясь к господскому дому. — Сам понимаешь, охотники сегодня поднялись на заре, и завтрак подали рано, так что служанки и стряпухи спят после трудов праведных.

— Не надо будить их, — сказал Шагерстрём. — Я еду немедленно.

— Эй! — воскликнул Нюман. — Гляди, гляди!

Раздался выстрел. Из парка выбежал лось. Он был ранен, но продолжал бежать. Передняя нога у него была перебита и волочилась по земле.

Спустя минуту из парка выскочил один из охотников. Он прицелился и свалил лося метким выстрелом. Животное с жалобным стоном рухнуло на землю в двух шагах от Шагерстрёма.

Стрелок приближался медленно и словно бы нерешительно. Это был высокий, молодцеватого вида человек.

— Это капитан Хаммарберг, — пояснил Нюман.

Шагерстрём поднял голову и пристально посмотрел на долговязого охотника.

Он тотчас же узнал его. Это был тот самый краснолицый, белокурый офицер, который имел столь удивительную власть над женщинами, и все они боготворили его, хотя им было известно, что он мошенник и негодяй. Шагерстрём никогда не мог забыть, как этот субъект волочился за Дизой, когда она была на выданье, как он точно околдовал ее, и она позволяла ему сопровождать ее на прогулках, кататься с ней верхом, танцевать с ней.

— Как смеет этот мерзавец являться сюда! — пробормотал он.

— Ты ведь не можешь ему этого запретить, — ответил Нюман далеко не ласковым тоном.

Воспоминания нахлынули на Шагерстрёма. Этот самый капитан, который каким-то образом догадался о его любви к богатой наследнице, мучил его, издевался над ним, похвалялся перед ним своими гнусными проделками, как бы для того, чтобы Шагерстрёму было еще горше от мысли, что у Дизы Ландберг будет такой муж. Он стиснул зубы и помрачнел еще больше.

— Подойдите же, черт возьми, и добейте зверя! — крикнул он капитану.

Затем он повернулся к нему спиной и вошел в дом, громко хлопнув дверью.

Управляющий Бёрьессон и другие охотники также вернулись из парка. Управляющий узнал Шагерстрёма и поспешил к нему. Шагерстрём окинул его ледяным взглядом.

— Я не упрекаю вас в том, что доменная печь погашена, что кузница не работает, а лошади не кормлены. Моя вина тут не меньше вашей, господин управляющий. Но то, что вы позволили этому мерзавцу Хаммарбергу охотиться на моей земле — ваша вина. И потому вы сегодня же получите расчет.

После этого Шагерстрём принял на себя управление всеми своими владениями. И прошло немало времени, прежде чем у него снова возникла мысль отказаться от них.

ДИЛИЖАНС

I

Перейти на страницу:

Все книги серии Сельма Лагерлёф. Собрание сочинений в четырех томах

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее