Том 3. Воображаемые жизни

Можно найти у предшественников Обрэя некоторые зачатки его искусства. Так, Диоген Лаэрций сообщает, что Аристотель носил на животе кожаный мех с горячим маслом и по смерти у него в доме нашли множество глиняных сосудов. Мы никогда не узнаем, что делал Аристотель со всем этим горшечным хламом, и эта тайна нам так же приятна, как догадки, что оставляет Босвелль по поводу употребления Джонсоном сухих апельсинных корок, которые он имел привычку хранить к карманах. Здесь Диоген Лаэрций почти достигает уровня неподражаемого Босвелля. Но все это редкие удовольствия. Между тем, Обрэй доставляет их нам на каждом шагу. «Мильтон, — говорит он, — произносил букву „р“ очень твердо. Спенсер был мал ростом, носил короткие волосы, маленькую манишку и маленькие манжеты. Барклай жил одно время в Англии при короле Иакове. Он был тогда человек старый, с седой бородой и носил шляпу с пером, что скандализировало некоторых строгих лиц. Эразм не выносил рыбы, хотя и родился в рыбачьем городе. Что до Бэкона, то ни один из его служителей не смел являться к нему иначе, как в сапогах из испанской кожи: запах телячьей, который был ему неприятен, он чувствовал сразу. Доктор Фуллер так сильно отдавался умственному труду, что во время предобеденной прогулки, среди размышлений, съедал, сам того не замечая, хлеб в два су». О сэре Вильяме Давенане он замечает: «Я был на его похоронах; у него был гроб из орехового дерева; сэр Джон Денгам уверял, что это самый красивый гроб, какой он когда-либо видел». Он пишет по поводу Бена Джонсона: «Я слышал, как актеру Ласи рассказывали, что у него была привычка носить пальто вроде кучерского, с разрезами под мышкой». Вот что поражает Обрэя у Вильяма Прина: «Его манера работать была такова: он надевал на голову длинный пикейный колпак, спадавший на глаза по крайности пальца на два-три и служивший абажуром для защиты глаз от света, и примерно каждые три часа слуга должен был приносить ему хлеб и кружку эля для подкрепления мыслей; он работал, пил, жевал свой хлеб и таким образом протягивал до ночи, когда основательно ужинал. Гоббс к старости совсем облысел, но все-таки дома у него была привычка работать с открытой головой; он говорил, что никогда не простужается, но ему очень надоедает мешать мухам садиться на его лысину». Обрэй ничего не говорит нам об «Осеапа» Джона Гаррингтона, но рассказывает, что автор «Anno Domini 1660» был сослан в качестве узника сперва в Тур, где его держали несколько времени, а потом в Portsey Castle. Его пребывание в этих тюрьмах послужило впоследствии почвой для бреда или помешательства, впрочем, не буйного, так как говорил он достаточно разумно и был очень приятен в обществе. У него была фантазия, что его пот превращается в мух, а иногда в пчел ad cetera sobrius. Чтоб проследить это, он выстроил в саду некоего Гарта (против Сент-Джемсского парка) передвижной досчатый домик. Он поворачивал его к солнцу и садился напротив. Затем по его приказанию приносили лисьих хвостов и ими выгоняли и били всех мух и пчел, которые там окажутся; потом он закрывал ставни. Но так как опыт этот он делал только в жаркое время года, само собой, несколько мух забивались в щели и в складки драпировок.

Через каких-нибудь четверть часа жара заставляла одну, другую, третью муху вылезать из их дырок, и тогда он восклицал: «Разве вы не видите ясно, что они выходят из меня?»

Вот все, что Обрэй говорит о Маритоне: «Настоящее его имя было Head. Бовэй знал его хорошо. Родился там-то… был одно время книгопродавцем в Малом Бритэне. Живал среди цыган. С виду был бездельник с наглыми глазами, умел принимать какой угодно вид. Два или три раза разорялся. Под конец стал опять книгопродавцем. Незадолго до смерти ему приходилось много строчить, чтобы просуществовать. Ему платили по 20 шиллингов за лист. Написал несколько книг, „The English Rogue“, „The Art of Wheadling“ и другие. Утонул в открытом море, во время переезда в Плимут, около 1676 года, в возрасте около 59-ти лет».

Наконец, надо привести его биографию Декарта.

M-eur Renatus Des Cartes

«„Nobilis Gallus, Perroni Dominus, summus Mathematicus et Philosophus, natus Turonum, pridie Calendas Apriles 1596. Denatus Holmiae, Calendis Februarii, 1650“[3]

. (Я нахожу эту надпись под его портретом кисти С. V. Dalen).

Как проводил он время в молодости и каким образом сделался таким ученым, он рассказывает в своем трактате, озаглавленном „О методе“. Коллегия Иисуса гордится тем, что Ордену выпала честь его воспитания.