Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Это реакционное движение началось в Ломбардо-Венецианской области, получившей к тому времени окончательное устройство. От наполеоновского режима Австрия сохранила одни злоупотребления: она восстановила рекрутские наборы и в полном объеме сохранила существующие налоги. Система ее политического управления характеризовалась всемогуществом полиции, проникавшей в частную жизнь и поощрявшей доносы, раболепием чиновников, полным бессилием выборных органов или корпораций, располагавших лишь правом представлять заявления, большей частью чисто платонического свойства; ее административная система характеризовалась учреждением судов, члены которых в большинстве были иностранцами (т. е. австрийцами), и введением в Ломбардо-Венецианской области австрийского уголовного и гражданского уложений, из которых первое устранило суд присяжных, второе — гражданский брак. Экономическая политика Австрии характеризовалась установлением таможенных пошлин и налогов, имевших целью сделать итальянские провинции данницами австрийской промышленности и австрийского казначейства. Все эти мероприятия уже в начале австрийской оккупации вызвали всеобщее недовольство, которое могло бы стать опасным, если бы правительство не ослабило его, сохранив частично социальные реформы, осуществленные в предыдущий период, усвоив уравнительную политику Наполеона, остерегаясь допускать в придачу к государственному абсолютизму еще и преобладание какого-либо привилегированного класса: не позволяя дворянству восстановить свои привилегии, не даруя духовенству права изъятия из общей юрисдикции, не позволяя армии притеснять население, чиновникам — злоупотреблять своей властью. Сравнительная умеренность этого режима ценилась тем выше, что она представляла полный контраст, с самодурством соседних государей.

Сардиния.

Из всех этих государей при наилучших, пожалуй, предзнаменованиях вступил на престол король сардинский. По свидетельству современников, народ с небывалым энтузиазмом приветствовал Виктора-Эммануила при его въезде в столицу предков (20 мая 1814 г.). К несчастью, Виктор-Эммануил принадлежал к числу тех государей, которые ничего не забыли и ничему не научились за последние двадцать лет. На другой день по его прибытии в Турин, 21 мая, появился знаменитый эдикт, который отменил все французские законы и учреждения, не удостоив даже упомянуть о них, и предписал «руководствоваться королевскими конституциями 1770 года, не считаясь ни с каким иным законом». С этого момента в стране воцарился самый необузданный деспотизм и все безобразия режима сословного неравенства. Король, хвалившийся, что «проспал двадцать лет», доходил в своей ненависти к революции до того, что собирался закрыть дорогу через перевал Мон-Сени и разрушить мост через По, потому что и эта дорога и этот мост были делом французских рук. Он так любил прошлое, что восстановил в должностях чиновников, отставленных в 1800 году, и воскресил учреждения, уничтоженные тогда же. Он был до того самовластен, что вмешивался в частные дела, раздавая своим приверженцам патенты, дававшие им отсрочку для уплаты долгов, несмотря на протесты кредиторов. Наконец, король так уважал традицию, что восстановил касты, упраздненные французами: дворянству он вернул не только должности в армии, но и феодальные права, десятины, майораты и фидеикомиссы[163], духовенству— земли, право «мертвой руки», особые суды, равно как и цензуру книг. О момента реставрации Пьемонт, казалось, вернулся вспять на полвека.

Церковные владения. Те же невзгоды угрожали на первых порах и церковным владениям. Кардинал Риварола, замещавший Консальви во время пребывания последнего в Вене, также — эдиктом 13 мая 1814 года — отменил все французские законы и восстановил те, которые раньше действовали в Риме; Кодекс Наполеона был устранен, светский административный персонал заменен духовенством, и стремление искоренить все, созданпое французами, побудило правительство отменить даже прививку оспы и освещение Рима по ночам. Консальви, назначенный по возвращении с Венского конгресса государственным секретарем, с успехом вступил на путь более терпимой политики; оставляя безнаказанными административные злоупотребления и признавая себя бессильным искоренить все усиливающиеся разбои, он выступил с заманчивыми обещаниями и занялся главным образом выработкой гражданского уголовного и торгового уложений.