Том 30. Письма 1855-1870

Вчера мы здесь играли в фанты и на бильярде, — после того как Вы у нас побывали, к дому пристроили бильярдную. Приезжайте сыграть со мною партию.

Искренне Ваш.

166

НЕИЗВЕСТНОМУ КОРРЕСПОНДЕНТУ

Редакция журнала «Круглый год»,

вторник, 5 февраля 1867 г.

Сэр!

Я прочитал большую часть первого тома Вашего романа и проследил наиболее сложные места в остальных двух томах.

Вы, разумеется, должны рассматривать мое мнение как мнение писателя и любителя искусства, ни в коей мере не претендующего на непогрешимость.

Мне кажется, Вы слишком честолюбивы и, кроме того, недостаточно знаете жизнь и свойства человеческой натуры, чтобы пускаться в столь опасное плаванье. Многочисленные свидетельства неопытности и неспособности справиться с ситуациями, которые Вы придумываете, встречаются почти на каждой странице. Я бы очень удивился, если бы Вы, решившись попытать счастья на этом поприще, нашли издателя для Вашего романа и если бы эта попытка принесла Вам что-либо, кроме утомления и душевной горечи.

Судя по прочитанному, я не могу даже с уверенностью утверждать, что в Вас таится писательский дар. Если Вы им не обладаете, но тем не менее стремитесь заниматься делом, к которому у Вас нет призвания, Вы неизбежно станете несчастным человеком. Позвольте мне посоветовать Вам набраться терпения, а также иметь мужество отказаться от своих попыток, если Вы не сможете зарекомендовать себя вещью гораздо меньшего объема. Оглянитесь вокруг, и Вы увидите, как велик спрос на небольшие литературные произведения всех видов. Попытайтесь добиться успеха в этих скромных пределах (я в свое время занимался именно тем, к чему сейчас призываю Вас), а пока что отложите в сторону свои три тома.

Искренне Ваш.

167

УИЛКИ КОЛЛИНЗУ

Мост Аллана, Шотландия,

среда, 20 февраля 1867 г.

Дорогой Уилки,

Я прочитал книгу Чарльза Рида, и вот что я, как свидетель, могу о ней сказать.

Я читал ее с величайшим интересом и восхищением. Я считаю ее произведением хорошего человека и первоклассного писателя, обладающего блестящей фантазией и изысканным воображением. Я затрудняюсь назвать кого-либо из ныне живущих писателей, кто мог бы написать такую вещь хотя бы приблизительно так же хорошо. Что касается так называемого критика, который осудит подобные книги как литературу с Холивелл-стрит [197] и т. п., я могу только сказать, что более исчерпывающего доказательства его некомпетентности и непригодности к той должности, на которую он сам себя избрал, желать не приходится.

Если бы меня подвергли перекрестному допросу, я почувствовал бы, что рискую попасть на зыбкую почву, и тогда, чтобы как-то выйти из положения, попытался бы перехитрить адвоката. Однако, если бы мне напомнили (а этого, по всей вероятности, следовало бы ожидать, если допустить, что кому-нибудь вообще разрешат давать показания), что я — редактор периодического издания с большим тиражом, издания, для которого писал истец, и если бы в суде мне прочитали сцены, в которых описывается, как пьяный Гонт явился в постель к своей жене и как был зачат последний ребенок, и спросили, пропустил ли бы я, как редактор, эти сцены (независимо от того, были они написаны истцом или кем-либо другим), я был бы вынужден ответить: нет. Если бы меня спросили почему, я бы сказал: то, что кажется нравственным художнику, может внушить безнравственные мысли менее возвышенным умам (а таких среди большой массы читателей неизбежно окажется много), и поэтому я должен был бы обратить внимание автора на возможность извращенного понимания этих отрывков в широких кругах. Если бы меня спросили, пропустил ли бы я отрывок, в котором Кэти и Мэри держат на коленях незаконного ребенка и рассматривают его тельце, я бы снова по той же причине вынужден был бы ответить: нет. Если бы меня спросили, мог ли бы я, как автор или редактор, допустить женитьбу Невиля на Мэрси и поставить этих четверых людей — Гонта, его жену, Мэрси и Невиля — в такие отношения друг к другу, я снова был бы вынужден ответить: нет. Если бы адвокат настаивал, я неизбежно должен был бы сказать, что считаю эти отношения в высшей степени непристойными и отталкивающими.

Я собираюсь провести в этом тихом прелестном уголке полтора дня, чтобы немного отдохнуть. Завтра вечером я снова буду в Глазго, а в пятницу и в субботу — в Эдинбурге (гостиница Грэхем, Принс-стрит). Затем вернусь домой и во вторник вечером буду читать в Сент-Джемс-холле. Везде несметные толпы.

Любящий.

168

МИСС МЭРИ АНДЖЕЛЕ ДИККЕНС

Гостиница Шелбурн, Дублин,

суббота, 16 марта 1867 г.

Милая Мэйми,

Надеюсь, тебе уже известно, что я неоднократно советовался в Лондоне, стоит ли вообще ехать в Ирландию, и всячески возражал против этой поездки. Поначалу я не ждал ничего хорошего, но тем не менее вчера все сошло отлично.