Том 30. Письма 1855-1870

Долби и Осгуд откалывают презабавные штуки, чтобы поддержать во мне бодрость (я постоянно чувствую вялость и редко высыпаюсь); они решили в субботу 29 февраля устроить в Бостоне состязание по ходьбе. Придумав этот план в шутку, они постепенно преисполнились величайшей серьезности, и Долби (к ужасу своего противника) даже послал домой за носками без швов, чтобы удобнее было ходить. Все наши чрезвычайно взволнованы этим состязанием и беспрестанно бьются об заклад. Филдс [210] и я должны пройти шесть миль, а «люди» должны догнать нас и вернуться обратно. Никто из них не имеет ни малейшего представления о том, что значит пройти двенадцать миль без передышки. Вчера они попросили меня задать им «упражнение», и я выбрал довольно тяжелый маршрут — пять миль по плохой дороге во время снегопада, причем полпути — в гору. Я заставил их идти со скоростью четыре с половиной мили в час, и Вы не представляете себе, какой у них был вид, когда мы вернулись обратно, — оба дымили, как фабричные трубы, и, прежде чем выйти к обеду, вынуждены были переодеться. У них нелепейшие представления о состязаниях по ходьбе. Каждую минуту они как сумасшедшие вскакивают с места, чтобы посмотреть, на какой высоте они могут пнуть ногой в стену. Вся деревянная панель в одном углу испещрена их карандашными пометками. Невозможно без смеха смотреть, как Великан Долби и Коротышка Осгуд задирают ноги…

192

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Вашингтон,

4 февраля 1868 г.

…Вам приятно будет узнать, что все идет прекрасно и что мрачные предсказания оказались просто смешными. Я начал вчера вечером. Очаровательная публика, впитывающая каждое мое слово; никакого недовольства по поводу повышения цен; приветственные клики по окончании «Рождественской песни» и беспрерывные аплодисменты в течение всего вечера. Виднейшие граждане столицы с семьями разобрали билеты на все четыре мои чтения. Зала очень маленькая. Всего на триста фунтов.

Завтра я намереваюсь посетить президента [211]

, который дважды меня приглашал. В прошлое воскресенье я, вопреки своим правилам, обедал с Чарльзом Самнером [212], и поскольку я поставил условием отсутствие гостей, то, кроме его собственного секретаря, присутствовал только Государственный секретарь Стэнтон [213]. Стэнтон — человек, обладающий феноменальной памятью; он прекрасно знает мои книги… Он и Самнер были единственными государственными деятелями, которые находились у постели умирающего президента Линкольна и оставались с ним до той минуты, когда он испустил дух. После обеда у нас завязался очень интересный разговор. Оба поделились своими воспоминаниями, причем, как всегда в таких случаях, обнаружились несоответствия в деталях. Затем мистер Стэнтон рассказал мне любопытную историю, которая составит заключение этого короткого письма.

В день убийства президента Линкольна он председательствовал в совете министров. Мистер Стэнтон, в то время главнокомандующий войсками Северной армии, которые были сосредоточены вокруг столицы, прибыл довольно поздно. Ждали только его, и, когда он вошел в комнату, президент остановился на полуслове и сказал: «Перейдем к делу, господа». Тогда мистер Стэнтон с удивлением заметил, что президент с важным видом сидит в своем кресле, вместо того чтобы, как обычно, стоять в самой неудобной позе; и что, вместо того чтобы рассказывать самые неподходящие к случаю анекдоты, он спокоен, серьезен, — словом, ведет себя совсем не так, как всегда. Уходя с совещания вместе с министром юстиции, мистер Стэнтон сказал ему: «Я уже давно не присутствовал на таком замечательном заседании кабинета! Какая удивительная перемена произошла с мистером Линкольном!» Министр юстиции ответил: «Мы все заметили это еще до вашего прихода. Пока мы вас ждали, президент опустил голову на грудь и сказал: «Господа, произойдет нечто из ряда вон выходящее, и притом очень скоро». На что я ему сказал: «Надеюсь, что-нибудь приятное, сэр?» — и тогда президент очень серьезно произнес: «Не знаю, не знаю. Но это произойдет, и притом очень скоро». Его серьезность произвела на всех глубокое впечатление, и я обратился к нему снова: «Вы получили какие-нибудь сведения, еще не известные нам, сэр?» — «Нет, — отвечал президент, — но мне приснился сон. Он снится мне уже третий раз. Первый раз накануне битвы при Бул Рэн. Второй раз накануне (он назвал битву, также закончившуюся неблагоприятно для Севера)». Он снова опустил голову на грудь и погрузился в раздумье. «Разрешите спросить вас, что это был за сон, сэр?» — спросил его я. «Мне снилось, — отвечал президент, не поднимая головы и не меняя позы, мне снилось, что я плыву в лодке по большой бурной реке и что меня уносит течением, уносит и уносит!.. Однако не в этом сейчас дело», — сказал он вдруг, подняв голову и оглядев сидевших за столом». Тут в зал заседаний вошел мистер Стэнтон и услышал, как президент добавил: «Перейдем к делу, господа». Уходя, мистер Стэнтон и министр юстиции решили проследить, что после этого произойдет. В тот же вечер президент был убит…