Том 30. Письма 1904. Надписи

…я задыхаюсь и мечтаю о том, чтобы выехать отсюда.

 — О здоровье Чехова Книппер с тревогой писала Марии Павловне 30 июня: «Все время здесь он себя чувствует нехорошо, кашлял все время, ночи мучительные, бессонные, одышка такая, что почти не может двигаться. Я приходила в отчаяние, положительно не знала, что делать, умоляла доктора отпустить нас скорее в Ялту, домой, но, пока Антон лихорадит, нельзя его везти. Вчера сделалось очень нехорошо. Умоляю тебя, Маша, не нервись, не плачь, опасного ничего нет, но очень тяжело <…> Как только Антону будет полегче, я все сделаю, чтобы скорее ехать домой. Вчера он так задыхался, что я не знала, что делать, поскакала за доктором. Он говорит, что вследствие такого скверного состояния легких сердце работает вдвое, а сердце вообще у него не крепкое. Дал вдыхать кислород, принимать камфору, еще капли, все время лед на сердце. Ночью дремал сидя, я ему устроила гору из подушек, потом два раза впрыснула морфий, и он хорошо уснул лежа. Сегодня весь день лежал и не двигался, только к вечеру пересел в кресло. Доктор ездит два раза в день <…> Кашель перестал в эти дни. Температуру мерить прекратили, так как его нервит, что все время немного повышенная. Кушает хорошо, ест санатоген, сегодня пьет старый рейнвейн.

Я долго мучилась, не знала, писать ли тебе <…> Антону, конечно, не давай чувствовать в письмах, что я тебе писала, умоляю тебя, а то это его будет мучить. Пока я пишу, а он все твердит, чтобы я писала, что ему лучше <…> Антон все мечтал о возвращении домой морем, но, конечно, это несбыточно, то есть если бы он настолько поправился, это было бы отлично, чем в такую жару ехать в вагоне.

Пиши ему чаще и больше. На днях ездила в Оренбург, велел заказать себе светлый фланелевый костюм.

Если бы я могла предвидеть или если бы Таубе намекнул, что может что-то с сердцем сделаться, или что процесс не останавливается, я бы ни за что не решилась ехать за границу. Ну, хочешь, ругай меня за письмо, а я знаю, что я должна была так написать. Очень хочу видеть тебя и очистить наши отношения от всего ненужного <…> Если бы я писала не в присутствии Антона и не спешила бы — написала бы полнее, не так сухо» ( Книппер-Чехова

, ч. 2, стр. 58–59).

…Ольга поехала в Фрейбург заказывать мне фланел<евый> костюм… — Книппер вспоминала: «За три дня до кончины Антон Павлович почему-то выразил желание иметь белый фланелевый костюм (и в шутку упрекал меня: плохо одеваешь мужа). И когда я говорила, что костюм нельзя купить здесь, он, как ребенок, просил съездить в ближайший город Фрейбург и заказать по мерке хороший костюм. На эту поездку потребовался целый день, так что Антон Павлович оставался совсем один и, как всегда, спускался к обеду и к ужину. Как раз когда я вернулась, Антон Павлович выходил из общей столовой и, по-видимому, гордился своей самостоятельностью и остался очень доволен, когда узнал, что костюм будет готов через три дня» (там же, ч. 1, стр. 64).

…от одышки, единственное лекарство — это не двигаться. — О последних днях жизни Чехова Книппер писала своей матери А. И. Книппер: «Вообще здесь он томился, мечтал о морском путешествии в Ялту. Во вторник ему стало нехорошо, доктор велел дышать кислородом, прописал дигиталис. Ночь была ужасная, он безумно тяжело дышал, то сидел, то лежал, заговаривался. Я ему впрыснула два шприца морфия, под утро заснул хорошо. День было нехорошо, он лежал, то есть сидел в подушках, лежа задыхался, к вечеру пересел в кресло. Ночь опять страшно мучительная, бессонная, он опять потребовал два раза морфия, к утру отлично заснул. Проснулся хорошо, весь день не было одышки, раскладывал пасьянс, сидел в кресле, ел только жидкое. Кишечник исправен. Перед сном доктор велел дать хлоралгидрату.