Том 4. Аскетическая проповедь

Поручение Вашего Высокопреосвященства для меня очень почетно; кроме того, оно доставило мне честь получить ответ Ваш на письмо мое, которое того не заслуживало. Нижайше Вас благодарю и заочно целую руку, которая много трудилась и доныне трудится для блага и утешения меньших нас, нуждающихся в слове укрепления.

Мои наблюдения над монашеством наших времен согласуются с Вашим взглядом, но Вы, поставленные выше на забрала христианских градов, видите далее. Слова Ваши: спасение и разные способы его были даром Божиим человечеству, а отнюдь не собственным изобретением человечества, поразили меня глубиною мысли, которая объяла в одном выражении судьбы прошедшего и будущего.

Но что будет с нами, что будет с Россиею, которая до сего времени видит землю обетованную во Франции и Иерусалим в Париже? Я разумею верхний слой общественного течения; низший все еще близок к своей родимой земле, а средний еще доселе течет неопределенно.

Что будет с Иерусалимом Палестинским, куда влекутся теперь многие и куда открываются нетрудные пути? Где будет развязка непонятных дел человеческих и действий непостижимых Великого Творца? Вавилоном кто назовется? Лондон ли приморский, или наш Петербург, или другой будущий город прибрежный?

Я думаю, что вся блестящая доныне и промышленность и торговля померкнут пред кровавыми сценами, свойственными нашему полузверскому свойству более тихих и обдуманных расчетов. Америка показала уже, до чего доходит человек, когда интересы его затрагиваются!

Европейское христианство утратило апостольский квас, а наше православное — по моему слабому и темному взгляду — по букве обветшало. Но предсказано ли обновление наше? Может ли переформироваться Соборами и веками установленное. Если нет — то времена близки. Невозможно оставаться и римлянам и грекам в настоящем положении. Человечество часть своего Избавителя, мы, православные, — Страшного Судии.

В настоящем положении я желал бы оставаться в виде наблюдателя скорее, нежели деятеля. Но, к сожалению, в 24 года не нашел нигде твердой точки для наблюдений. Уповаю, что {стр. 534} схима, которая не напрасно же называется высшим Ангельским образом, доставит мне, чающему избавления, христианскую свободу. А настоятельство доказало мне на опыте, что на нынешней почве не будет, и не может быть плод древнего вкуса и вида. Монашество наше стремится, елико можно и где можно, подражать миру в манерах, словах, обычаях, забывая, что эта внешность часто прикрывает пустоту и бесхарактерность. Это направление я видел повсюду, а там, куда еще не достигло оно, вместо древнего благочестия стоит одна древняя грубость и мертвая буквальность. Едва-едва и кое-где найдется человек, ищущий спасения. Ретроградное же направление скита Гефсиманского, Гуслиц и тому подобных общественных заведений и заманок рано или поздно обратится к общему руслу, куда все течет теперь неудержимо.

Л<адожские> Старицы пишут о Волжском упраздненном монастыре, который желали бы возобновить Воложане. И м. Елизавета указует на волю м. духовницы. Конечно, их обстоятельства тесны, и очень тесны, и они вынуждают искать себе приюта, как и я грешный. Не знаю, что могу я сделать в этом деле, но доколе еще сохранилось ко мне некоторое доверие, то я постараюсь быть им помощником по старому имени моему, которое возвратить желаю.

<Иеромонах Антоний.>

№ 9

Возлюбленнейший о Господе

отец Игумен Антоний!

Благодарю Вас за письмо Ваше от 11-го июля. К сообщенным Вами новостям присовокупляю нижеследующую:

Видя, с одной стороны, что я направлением моим разобщился с общим направлением, а с другой, находя совершенною необходимостию употребить остаток моей земной жизни на тщательное приуготовление к вечности, я подал от 24-го июля прошение об увольнении меня от управления Епархиею и о предоставлении мне в управление Николаевского Бабаевского монастыря Костромской губернии, на Волге. Прошение мое я подкрепил письмами. По ходу обстоятельств можно надеяться, что не откажут.

Полагаю, что избранное мною положение есть наиудобнейшее по характеру нашего времени, в которое надо предпочесть некоторое попечение совершенному беспопечению, {стр. 535} столько способствующему внимать себе, чтоб сохранить независимость от лиц иного направления. Когда я послал прошение, то ощутил в душе особенные мир и радость. Потрудитесь передать о начинании моем Старицам. Прошу Ваших святых молитв и их молитв, чтоб начатое дело устроилось в пользу души моей, во славу Божию и по воле Божией.

Вашего Высокопреподобия

покорнейший слуга.

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

31 июля <1861 г.>.

№ 10

Возлюбленнейший о Господе

отец Игумен Антоний!